ТРИБУНА РУССКОЙ МЫСЛИ №8 ("Власть, народ и государство")

   СТРАТЕГИЧЕСКИЙ ПОТЕНЦИАЛ РОССИИ

Александр Николаевич Закатов
кандидат исторических наук,
редактор газеты "Жизнь за Царя"


ТРАДИЦИИ РОССИЙСКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ: ЛЕГИТИМИЗМ И НАРОДНОСТЬ


После крушения коммунистического режима минуло уже более 16 лет, но Россия по-прежнему находится на распутье. Утопическая идея построения безбожного рая на земле, в которой большинство нашего народа разочаровалось еще до того, как провозгласившая её власть сошла с исторической сцены, принесла России страшные беды и, в конце концов, полностью обанкротилась. Но на смену ей пока, несмотря на предпринимаемые современным государством усилия, не пришло ничего, что можно было бы назвать объединяющей национальной идеей. После нескольких неудавшихся попыток найти решение этой проблемы всё чаще слышатся иронические замечания, ставящие под сомнение необходимость дальнейшего поиска. Впрочем, в устах здравомыслящих политических деятелей эта ирония относится, скорее, не к самой национальной идее, а к попытке выработать её в чиновничьих кабинетах и преподать народу сверху.

Однако если мы хотим вернуть нашей Родине то место в мире, которого она в действительности заслуживает, без национальной идеи нам не обойтись. Она не возникнет по заказу, но должна родиться в наших сердцах и умах как обобщение исторического и духовного опыта, накопленного Россией за все периоды её многовекового бытия.

Современное Российское государство юридически является правопреемником СССР и РСФСР. В тоже время существует ряд правовых актов и значимых политических деклараций, свидетельствующих о стремлении восстановить преемственность и по отношению к дореволюционной истории. Флаг Российской Федерации – бело-сине-красный, нынешний государственный герб разработан на основе герба Российской Империи. Российская Федерация принимает на себя некоторые обязательства Российской Империи и в тоже время заявляет о своих правах на часть ее наследия. Но какой-либо системы и последовательности в этой области, к сожалению, не наблюдается. Яркой иллюстрацией рецидива коммунистического прошлого, примером радикального противодействия  определенных политических сил восстановлению исторической преемственности Российского государства является упорный отказ Генеральной прокуратуры и судебной системы РФ реабилитировать казненных большевиками Императора Николая II и Членов Его Семьи, несмотря на то, что факт применения к ним политических репрессий неопровержимо доказан.

Живой интерес российского общества к вопросу о реабилитации Членов Царской Семьи породил значительно более широкое обсуждение темы восстановления исторической справедливости, а также побудил глубже задуматься над ролью, которую может играть Дом Романовых и воплощаемый им монархический идеал в наши дни.

В том, что предпосылок для реставрации монархии в обозримом будущем нет, согласны как её противники, так и сторонники. Разница между ними заключается лишь в том, что если первые надеются, что таких предпосылок не появится и впредь, то вторые верят, что это может произойти. При этом как монархисты, так и республиканцы при честном отношении не могут не признать, что Российский Императорский Дом является частью истории России, важной институцией, способной послужить национальным интересам Отечества, внести важный вклад в обеспечение его стабильности, вне зависимости от того, будет ли у нас когда-либо восстановлена монархия.

Стабильность государства невозможна без преемственности власти. К чему ведут революционные шарахания, мы все хорошо помним, и события в сопредельных государствах не дают нам об этом забыть. Линия обеспечения преемственности, избранная Президентом РФ В.В. Путиным, в условиях республиканского строя, наверное, сейчас оптимальна. Но если посмотреть на вещи шире, и если, исходя из статьи 13 Конституции РФ, признающей идеологическое многообразие и запрещающей установление любой идеологии в качестве государственной или обязательной, считать республиканскую идеологию не единственно верной и имеющей исключительное положение, мы можем по крайней мере начать рассуждать об альтернативных способах поддержания преемственности власти, которые могут оказаться еще более эффективными. Нет никаких законных оснований подвергать дискриминации и монархическую идею. Идеалы и принципы православной легитимной народной монархии, при которой Россия существовала и развивалась до 1917 года, достойны значительно более серьезного и вдумчивого подхода, чем крикливые демагогические оценки в духе «Краткого курса истории ВКП(б)» или сочинений западных «советологов», прикрывающих своим «антикоммунизмом» ненависть к России как таковой.

Появление понятий «легитимизм» и «народная монархия» обычно относят к XIX веку. Легитимизм, как политическая теория, утверждающая право законных династий на власть и устанавливающая систему европейского равновесия на основе признания границ, существовавших до Французской революции, был сформулирован Ш.М. Талейраном на Венском конгрессе в 1815 году.  Идея народной монархии в различных интерпретациях обосновывалась в трудах последователей российской теории «официальной народности» и в сочинениях славянофилов. Однако сущность явлений, характеризуемых этими двумя терминами, значительно древнее и шире.

            Слово «легитимизм» (франц. legitimisme, от лат. legitimus)  означает «законность», «следование закону». Закон же, в высшем смысле этого слова, есть прежде всего общеобязательное правило, как определяет В.И. Даль, «предел, постановленный свободе воли или действий; неминучее начало, основание; правило, постановление высшей власти»[1]. Вплоть до IX века в русском языке слово «закон» обозначало не только правовую норму и закон природы, но также было синонимом слова «вероисповедание»[2].
Этот факт как нельзя лучше иллюстрирует изначальное восприятие человечеством Закона в качестве правил, установленных Богом. Фундаментом теории законности государственной власти является признание ее Божественного происхождения. Однако, вопреки широко распространенному мнению, утвердившемуся в результате не совсем удачных позднейших переводов Священного Писания (в том числе и Синодального), не всякая власть – от Бога. Славянский перевод, наиболее близкий к греческому подлиннику, доносит до нас истинный смысл слов Апостола Павла: «Несть бо власть, аще не от Бога» (Рим. 13, 1). Славянское слово «аще» означает отнюдь не «которая», а «если»[3].

 Св. Павел предписывает повиноваться не всяким властям, а «властем предержащим»,  то есть имеющим верховную власть от Бога. Власть же не предержащая, власть, не основывающаяся на Богоучрежденном порядке – не власть, а её ложное подобие, антивласть, наивысшим проявлением которой станет временное торжество Антихриста, которому христианам уж никак не положено повиноваться. Богодухновенную мысль Апостола развивает и доводит до логического завершения блаженный Августин: «При отсутствии справедливости, что такое государство, как не простая разбойничья шайка, также как и разбойничья шайка, что такое, как не государство? И они (разбойники) представляют собой общество людей, управляются начальствами, связаны обоюдным соглашением, делят добычу по установленному закону. Когда подобная шайка потерянных людей достигает таких размеров, что захватывает города и страны и подчиняет своей власти народ, тогда открыто получает название государства»[4].

То, что христианское учение о подчинении законной верховной власти имеет ввиду именно власть Царскую, а не любую, явствует и из слов Апостола Петра: «Повинитеся убо всякому человечу созданию Господа ради: аще Царю, яко Преобладающу, аще ли же князем, яко от него посланным во отмщение убо злодеем, в похвалу же благотворцем» (Пет. 2, 13). Здесь ясно утверждается, что Царь как Преобладающий[5] является самостоятельным (самодержавным) источником всех прочих земных властей, повиновение которым обязательно только в том случае, если они «посланы» (то есть наделены полномочиями) Царем.

Учение Православной Церкви безусловно и бескомпромиссно утверждает, что единственной Богоустановленной властью является Монархия[6]. Ветхозаветное Божественное утверждение «Мною Царие царствуют и сильнии пишут правду» (Притч. 8, 15), слова Спасителя «Воздадите убо Кесарево Кесареви, и Божие Богови» (Матф. 22, 21) и апостольская заповедь «Бога бойтесь, Царя чтите» (1 Пет. 2, 17), ставящие почитание Царя в один ряд с Богопочитанием, говорят о том, что православное учение о Царской власти – это не просто богословское мнение, но догмат веры. Аналогичными являются и установления на сей счет других традиционных религий. Подобное общерелигиозное восприятие сущности и природы государственной власти необходимо следует из веры в сотворение Богом мира и человека. Человек создан Творцом по Его образу и подобию (Быт. 1, 26). Значит, человеческое общество в идеале должно строиться по образу и подобию Царствия Небесного. Предположить наличие там отношений, свойственных республиканскому устройству, нелепо и кощунственно.

Первым и главным Именем Божиим является Отец. «Из Него всяко отечество на небесех и на земли именуется» (Ефес. 3, 15). На земле первое государство представляло из себя семью с отцом-царем во главе. Глава Семьи, Вождь Рода, Царь Народа – это последовательное развитие отеческого образа Бога. У некоторых наций произошло обожествление Монарха, но Христианству, разумеется, такой подход чужд. Монархия – икона Небесного Царствия, и земной Царь –  живая икона Небесного Царя. Икона может быть несовершенной, но она всё равно является святыней. Одно из лучших и наиболее точных определений природы Царской власти принадлежит Преподобному Иосифу Волоцкому: «Царь убо естеством подобен всем человеком, властию же подобен Вышнему Богу».

 Республика появилась как суррогат власти, разрушающий Богоустановленное государство-семью и заменяющий её сугубо человеческим устройством, основанным на принципе делового партнерства ради «общего дела» (res publica), но исключающем более возвышенные отношения. На первом месте в республике стоят не справедливость, не любовь, а выгода.  Не случайно в течение очень долгого времени термины «государство» и «республика» противопоставлялись друг другу.

И то, и другое устройство в теории стремится к  всеобщему благу. Но в государстве (стране, где правит Государь – в монархии) высшей целью в идеале является достижение справедливости, а в республике (стране, где у власти стоит олигархия, действующая неприкрыто или драпирующая свою власть демократическим покровом) – политическая, экономическая, социальная и прочая целесообразность. Для государства (монархии) целесообразность также необходима, но она считается недостижимой без обеспечения справедливости, в то время как для республики целесообразность (зачастую, увы, неверно понимаемая) стоит на первом месте, и ради нее можно пожертвовать справедливостью.

Начиная с конца XVIII, в XIX и в особенности в XX столетиях республика ведет успешное наступление на монархию и её вытеснение. Отношение к этому историческому процессу каждого из нас зависит от наших общественно-политических взглядов, на которые мы имеем бесспорное право, но вряд ли кому-нибудь придет в голову серьезно утверждать, что республика является Богоустановленной властью[7].

Итак, краеугольным камнем монархии является Божественное происхождение. Это происхождение лежит в основе законности (легитимности) монархии и её предназначения осуществлять в земном мире идею справедливости, ради обеспечения которой в первую очередь существует государство как таковое. Следствием Богоустановленности Царской власти является ещё ряд неотъемлемых её признаков, без которых она становится либо ущербной, либо вовсе теряет духовно-правовой статус и превращается в свою противоположность – узурпаторскую тиранию.

Святитель Филарет Московский[8], которого, вне всякого сомнения, можно назвать не только великим богословом и проповедником, но и выдающимся государствоведом, обоснованно доказавшим, что Богоустановленность Царской Власти является догматом христианской веры[9], писал: «(…) Бог, по образу Своего небесного единоначалия, устроил на земле Царя; по образу своего вседержительства – Царя Самодержавного; по образу Своего царства непреходящего, продолжающегося от века и до века – Царя Наследственного»[10].

Самодержавность и наследственность – необходимые атрибуты Богоподобной законной Царской власти. В эпоху революций эти понятия оказались злонамеренно искаженными. В сознание человечества прочно внедрилась мысль, что самодержавие и наследственность  несовместимы со свободой, и в самом лучшем случае являются анахронизмами, совершенно несовместимыми с современными реалиями (самодержавие) или терпимыми как некий сувенир, но лишь до поры до времени (наследственность).

Прежде всего, следует развенчать миф о тождестве самодержавия и абсолютизма.

Абсолютизм как безусловная, АБСОЛЮТНО ничем неограниченная власть  является продуктом смешения монархической формы правления с республиканской. В этом смысле он – нечто вроде болезни Монархии, проявляющейся или как болезнь роста  - при эволюции республики в Монархию (Рим), или как рак - при заражении Монархии бациллами республиканизма в предреволюционные эпохи («Просвещенный абсолютизм» европейских Монархий в XVIII веке).

Собственно говоря, «абсолютного абсолютизма» на практике в истории человечества никогда не было, так как даже при господстве абсолютистских теорий продолжали жить религиозные и традиционные представления, а в умах и душах Монархов и их подданных не могли полностью исчезнуть такие заложенные в Самодержавии ограничители власти как вера, совесть и ответственность.

При определении Самодержавия нужно исходить прежде всего из этимологии этого слова. Самодержавие – это то, что само себя держит. Глагол «держать» и производные от него имеют множество смыслов. Самодержавная Монархия держит (имеет) Верховную власть, придерживается (в смысле «следует») Богоустановленных законов и традиций своего народа, содержит вверенную ей Богом страну в порядке, «честно и грозно» (по словам Иоанна IV) поддерживает ее авторитет в мире, удерживает (предотвращает) зло, и, в отличие от абсолютизма (уж не говоря о тоталитаризме), сама сдерживается (самоограничивается). 

Самоограничение заложено в природе Самодержавия: еще Сократ утверждал, что «только тот, кто научился управлять собой, может повелевать другими и быть государственным мужем». Нравственный идеал, к которому стремится Самодержавный Царь – Благочестие, Справедливость и Милосердие. Учение о Божественном (а не самостоятельном или народном) происхождении Царской власти ограничивает Монарха сознанием ответственности перед Богом. Справедливость невозможна без самоограничения совестью – внутренним сознанием различия добра и зла. Милосердие, любовь к соотечественникам не могут существовать без самоограничения, выражаемого в соблюдении принципа законности, в следовании традициям и обычаям своего народа. Самодержец, являясь источником Закона, стоит выше него, но введя Закон, в обычных условиях сам его соблюдает[11]. Точно также Господь, сотворив Вселенную, установил в ней законы, и  никогда без крайней необходимости не действует в земном мире вопреки им.

В Священном Писании мы находим Богодухновенные характеристики природы Самодержавия, характеристики чрезвычайно ёмкие и одновременно поэтические. «Сердце Царево в руце Божией» (Притч. 21, 1), - пишет Премудрый Соломон. В этой краткой фразе сформулированы и Богоустановленность, и Богозависимость, и ограничение совестью (ибо совесть есть проявление не ума, но сердца).

Самодержавный Царь поставлен властвовать над людьми, чтобы «творити суд в правде и в судьбах их» (3 Суд. 10, 9) Словосочетание  «суд и правда» многократно повторяется в Библии как первый предмет деятельности Царской власти. Отсутствие Царя Священное Писание прямо увязывает, как причину со следствием, с отсутствием справедливости и права. Об этом говорится в Книге Судей, в последних её словах, до этого звучавших рефреном при описании различных злодейств: «И в тыя дни не бяше царя во Израили, и муж еже угодно пред очима творяше» (Суд. 21, 25).

Самодержавная Монархия, кроме свойственных ей самоограничений, имеет, кроме того, как и любая другая власть, множество объективных (не зависящих от нее) ограничений. Это географическое положение страны и связанные с ним климатические условия, это размер территории,  это национальный характер народа, это международное положение, это внутриэкономическое состояние и тому подобное. Но любые земные ограничения не меняют Божественной сущности Монархии. Законный Монарх может быть ограничен в проявлениях своей власти обстоятельствами или законами, может быть вообще лишен власти и изгнан, может сам (как всякий человек, будучи несовершенным и грешным) не до конца осознавать свое предназначение и заблуждаться насчет своего места в стране и мире.  Однако даже в самой мрачной ситуации самый несовершенный, самый скованный в своих действиях, самый нерешительный и ограниченный во всех отношениях, но легитимный Монарх никогда не перестает быть иконой Небесного Царя, и уже в силу этого Удерживающим[12], Самодержавным в высшем смысле этого слова.

 Не следует обманываться внешними формами и не видеть под ними сущностное проявление Богоустановленной Царской Власти. Ведь не случайно Господь и Святые Апостолы именовали Царями еще полуреспубликанских языческих Римских императоров, власть которых по человеческим законам считалась делегированной[13],  и которые по личным качествам были чрезвычайно далеки от нравственного идеала.

Самодержавие – это не неограниченное всевластие, но напротив, самоосознание Царской Властью своей ограниченности, нерасторжимо связанное с верой в собственную Богоустановленность и убежденностью в своей верховности и независимости на земле. Самодержавие велико само по себе, и поэтому ему чужда мания величия, являющееся неизбежным следствием комплекса неполноценности.

В качестве отражения абсолютно вечной (вне всякой связи с сотворенным миром)  и непрерывной власти Творца, Царская власть также должна быть условно вечной (пока существует земной мир) и непрерывной. Обеспечить это Богоподобие, ввиду человеческой смертности, возможно только путем династической наследственности. «Король умер, да здравствует Король!», - гласит французская формула. Престол не может пустовать[14]. Умирает конкретный Царь, но ЦАРЬ ВООБЩЕ не может умереть никогда.

«(…) Повсюду, где состояние народных идеалов допускает возникновение монархии, - пишет Л.А. Тихомиров, - сама собой возникает идея династичности. (…) Династичность наилучше обеспечивает постоянство и незыблемость власти и её обязанность выражать дух истории, а не только личные особенности Государя»[15].

Принцип наследственности как необходимый признак Царской Власти проистекает из Богоотечественной ее природы. Рождение Самого Спасителя по человечеству должно было произойти от царственного семени Давидова, и Господь возвестил Давиду через Нафана: «И будет, егда исполнятся дние твои, и почиеши со отцы твоими, и воздвигну семя твое по тебе, еже будет от чрева твоего, и возставлю царство его» (Пар. 17, 11)

Комментируя слова Священного Писания «Клятся Господь Давиду истиною, и не отвержется ея: от плода чрева твоего посажду на престоле твоем» (Пс. 131, 11), Святитель Филарет Московский утверждает: «Бог, Которого слово и без клятвы самодостоверно, если достоверность его подтверждается еще клятвою, то конечно, этим указывает как на особенную важность предмета клятвы, так и на преимущественную потребность и благотворность несомненного удостоверения о том. (…) Какой же это предмет? – Наследственность царской власти: «от плода чрева твоего посажду на престоле твоем. Из такого представления дела, очевидно, вытекают следующие истины или догматы: Первая, что Бог посаждает Царя на престоле, или иначе сказать: Царская Власть есть Божественное учреждение. Вторая, что Бог посаждает на престоле царевом от плода чрева Царя, то есть наследственность Царской Власти. Третья, что Царская наследственная власть есть высокий дар Божий избранному Богом лицу, как об этом свидетельствует обещание сего дара с клятвою, а также и другое Божественное изречение: «вознесох избранного от людей Моих» (Пс. 88. 20). Четвертая, что Царская наследственная власть есть и для народа важный и благотворный дар Божий (…). Вот коренные положения или догматы Царского и государственного права, основанные на Слове Божием, утвержденные властью Царя Царствующих и Господа Господствующих, запечатленные печатию клятвы Его»[16].

Со всеми перечисленными атрибутами Монархии нераздельно связан принцип неприкосновенности Священной Особы Законного Наследственного Государя: «Не прикасайтеся Помазанным Моим» (Пс. 104, 15). Неприкосновенность личности Царя подразумевает греховность и преступность не только покушений на жизнь и здоровье Царя, но и словесной хулы на него: «Князю людей твоих да не речеши зла» (Исх. 22, 28), и даже мысленного осуждения: «В совести твоей не кляни царя» (Еккл. 10, 20). Всё это не означает обожествления Монарха и признания его непогрешимым. Есть пределы даже подчинения его власти[17], не говоря уже о том, что в некоторых случаях обличение Царя, воззвание к его совести составляет долг верноподданного. Но, безусловно запрещено злое осуждение[18], забвение того, что «сердце Царево в руце Божией», ханжеское стремление оправдать свою измену «недостоинством» Государя.

Подводя итог, перечислим основные принципы религиозно-государственно-правового учения легитимизма, каждый последующий из которых проистекает из предыдущего:

      1.      Признание Божественного происхождения монархического устройства человеческого общества и Царской власти;
2.     
Верховность или, что тоже, самодержавность власти Царя, то есть её суверенитет и независимость, благодаря чему она является источником власти для всех прочих земных властей – законодательной, исполнительной и судебной.
3.     
Династичность и наследственность Верховной Власти по закону.
4.     
Священность и неприкосновенность личности Царя.

 Дополнительные характеристики, может быть, очень важны, но не существенны, то есть не являются необходимыми атрибутами Монархии, не составляют её суть. Их отсутствие не ведет к утрате законности (легитимности). Однако без некоторых из них (без управляемой территории, без политической власти) невозможно политическое воплощение легитимно-монархического принципа, его не только идеальное, но и реальное существование. Монархическая идея не умирает, но на время как бы засыпает, продолжая жить в идеальном мире сладких снов человечества. Вернется ли она в земную жизнь, зависит от того, получат ли ее Носители народную поддержку, возродится ли в народной душе стремление к Божественной справедливости и красоте, иными словами, станет ли Легитимная Монархия одновременно Монархией Народной.

            Кому-то может показаться, что легитимизм не оставляет места для народного волеизъявления. Это глубоко ошибочное мнение. Уже само по себе неоспоримо, что ни один принцип не может существовать без согласия народа, а следовательно, именно народная воля лежит в основе бытия любого государственного строя. Народ либо активно решает, либо просто соглашается с тем, что тот или иной строй (монархия или республика) наибольшим образом соответствует его предназначению и интересам. И в первом, и во втором случае имеет место проявление воли. Народный выбор в пользу монархии является не только духовно значимым, но и наиболее рациональным и прагматичным. Разве лишаемся мы свободы воли, если вверяем наше здоровье докторам, обучение наших детей – педагогам, проектирование наших домов – архитекторам?.. Каждому из профессионалов мы даем власть в области их компетенции, и от этой власти нередко зависит само наше существование. И разве доверим мы свою жизнь врачу, получившему свою должность не благодаря профессиональной подготовке, а путем «всеобщего, прямого, равного и тайного голосования»? Разве рискнем жить в доме, построенном человеком, способным прекрасно выступать по телевидению, но не умеющим считать и чертить? Почему же тогда, отвергнув законного наследственного Государя – независимого, надпартийного и надклассового Арбитра, имеющего профессиональную подготовку к управлению не только на личном, но и на генетическом уровне -   мы столь часто вверяем наши жизни и судьбы политиканам, демагогам и жуликам, рвущимся к власти и добивающимся её посредством денег, «политтехнологий» и т.п.? Желание иметь во главе себя Законного Царя свидетельствует не о рабской психологии народа, а напротив, о благородстве его национального духа, о государственной мудрости, о готовности служить высшим идеалам и благодаря этому неуклонно возвышаться, о том, что он достоин демократии в незамутненном смысле этого слова. «(…) Для целостной массы народа, для той демократической идеи, которая неразрывно связана с идеей монархической, для всего национального целого России – потеря неограниченного Царя-Самодержца была бы не только бедствием, а концом самостоятельного существования»[19],  - предсказывал в 1910 году Л.А. Тихомиров. Увы, это печальное пророчество сбылось.

 «Явственнее в сердцах, нежели на хартиях написанное краткое, но всеобъемлющее постановление государственное, которое заключается в следующих словах: «святость власти и союз любви между Государем и народом»[20], - пишет Святитель Филарет.

В основе идеи Народной Монархии лежит основанный на любви принцип взаимного служения Царя и Народа: «Аще будеши раб людем сим, и поработаеши им, и речеши им словеса блага, и будут ти раби во вся дни» (3 Цар. 12, 7), - убеждали Царя Ровоама мудрые советники его покойного отца Соломона[21]. Обязанность Народа служить Царю, но и Царь – истинный, а не мнимый Служитель Народа, от которого он неотделим, как голова от тела. Идея служения заложена в природе Царской власти и никогда не покидала сознание Царей, даже в те времена, когда их власть представляется нам неограниченной и деспотической. Фараон Х Гераклеопольской Династии Хети III, царствовавший в XXII веке до Р.Х., в поучении сыну заповедует: «Сохраняй людей, стадо Бога. Он сотворил для них правителей прирожденных – поддержку, чтобы поддерживать спину слабого»[22].

Проникнутое высочайшим духом «Поучение»[23] Киевского Великого Князя Владимира II Мономаха призвано воспитать будущие поколения Государей в мысли, что власть дана им Богом «христианских ради людей».

Перед Полтавской баталией 27 июня 1709 года Петр I Великий обратился к войскам с заявлением, истинность которого он засвидетельствовал всей своей жизнью: «Воины. Вот пришел час, который решит судьбу Отечества. И так не должны вы помышлять, что сражаетесь за Петра, но за государство, Петру врученное, за род свой, за Отечество, за Православную нашу Веру и Церковь. (…) А о Петре ведайте, что ему жизнь его не дорога, только бы жила Россия в блаженстве и славе, для благосостояния вашего»[24].

В Рескрипте Членам Императорской Фамилии (апрель 1949) Великий Князь Владимир Кириллович цитирует бессмертные слова Екатерины II Великой: «Мы думаем и за славу себе вменяем сказать, что Мы сотворены для Нашего Народа, а не он для Нас»[25].

            Император Павел I восстановил принесение присяги крестьянами, Манифестом о трехдневной барщине ограничил возможности помещиков экспулатировать труд крепостных, возродил традицию личного рассмотрения Государем жалоб подданных, не нашедших справедливости в государственных учреждениях.  «Главной заслугой Императора Павла I, - говорит Великая Княгиня Мария Владимировна, - Я считаю его борьбу за построение государственной системы, основанной на исполнении властью народных чаяний, законности, твердом порядке и ощущении всеми слоями общества своей причастности к судьбам Родины»[26]. Цареубийство 11 марта 1801 года она характеризует как «реакцию корыстной олигархической прослойки на стремление Верховной Власти стать ближе к народу и руководствоваться прежде всего общенациональными интересами»[27].

Император Николай I Незабвенный в ответ на жест своей супруги Императрицы Александры Феодоровны, пытавшейся убедить его не ехать в пораженную холерой Москву и приведшей к нему детей, сурово ответил: «Уведи их. В Москве сейчас страдают тысячи моих детей».

Александр II Освободитель, отменив крепостное право и проведя ряд важнейших государственных реформ, подтвердил надклассовый, общенародный характер Самодержавия. Александр III Миротворец и Николай II Страстотерпец были по духу подлинно народными Царями. Предотвратить крушение Монархии им не удалось, как это ни покажется парадоксальным, в первую очередь из-за чрезмерной уверенности в неразрывность традиционного союза Царя и Народа. В эпоху революционного кризиса, порожденного образовавшейся на тот исторический момент совокупностью духовных, политических, экономических и социальных проблем, требовался поиск новых форм воплощения этого союза. Государь, будучи неотделим от Народа как голова от тела, конечно, несет свою долю ответственности за общенародную беду – революцию. Но признание ошибочности некоторых действий Царя-Мученика не умаляет его духовного подвига на протяжении всего царствования, в момент отречения и в последующий период, когда он стал жертвой политических репрессий «демократического» Временного правительства и тоталитарного богоборческого коммунистического режима. Во всех жизненных обстоятельствах он думал прежде всего о благе вверенного ему Богом народа, и даже в заблуждениях его видны жертвенность и благородство.

Народный характер Российской Православной Легитимной Монархии утвержден в классическом определении, данном Великой Княгиней Марией Владимировной: «Монархия – это не политическая доктрина, а государственный строй и система исторически сложившихся национальных ценностей»[28].  

Определяя организованное бытие человечества с самого начала его истории[29], Монархия прошла длинный путь развития, пережила эпохи политических взлетов и падений, выработала идеи и механизмы самореализации. Легитимная Монархия стала высшей формой Богоустановленного государственного устройства. Народ может выбрать его, или отвергнуть – это его право. Но, выбрав Монархию, Народ тем самым выбирает не внешнюю форму, а внутреннее содержание, всю систему монархических ценностей, все заложенные в ней основные принципы. Нелегитимная (не основанная на принципе Божественного права, не историческая и не наследственная) монархия – это уже не Монархия. «Когда принцип личных достоинств берет, по каким бы то ни было причинам, верх над незыблемостью династического права, и когда, стало быть, принцип легитимности подрывается в нации – Монархия, в сущности, становится уже невозможною, и во всяком случае теряет возможность развивать свои самые лучшие силы и стороны»[30]. Этот «мягкий диагноз» Л.А. Тихомирова можно признать справедливым для ранних стадий развития Монархии. Но в современных условиях нелегитимная «монархия», если бы ее попытались установить, была бы гораздо хуже, чем даже республика. Республика – открытая противоположность, так сказать, честный враг Монархии, тогда как лишенная религиозного и исторического значения псевдомонархия – это ложное уподобление, кощунственная карикатура на Богоустановленный порядок. Узурпаторы власти, рядящиеся в монархические ризы, уподобляются главному самозванцу земной Истории – Антихристу -  и являются его предтечами.

Наше право – обратиться ли к врачу, пойти ли к знахарю или пытаться излечиться самим. Но, выбрав врачебную помощь, мы, сохраняя право осознанно принимать участие в собственном лечении,  в тоже время уже не можем отвергать принципы и методы медицинской науки, подвергать химической экспертизе каждое лекарство, да еще требовать полной безупречности доктора в его личной жизни. Точно также выбрав Монархию, признав ее духовную значимость и практическую пользу, мы должны без изъятия принять её сущностные проявления, не отнимать у нее то, чем она сильна,  и не требовать от нее больше того, что она может дать.

Легитимная Монархия в реальной жизни может существовать только как Народная Монархия. Подлинно Народная Монархия немыслима вне легитимности[31]. В Народной Легитимной Монархии Божественное право и человеческое право делят первенствующее место с взаимными доверием и любовью. Закон и Благодать вместе, неслиянно и нераздельно, определяют бытие Монархии.

***

В России сочетание государственно-правового учения о Законной Царской власти и её народного восприятия осуществилось на определенном историческом этапе в почти идеальном виде[32]. Уже в самом начале российской государственной истории наши предки сформулировали необходимость призвать Князя, который бы «владел и судил по праву». Монархия, и в период господства догосударственных родоплеменных отношений, и после торжества государственного начала, оставалась строго династической и наследственной. Пока существовала удельная система, немыслимо было, чтобы хоть в самом маленьком княжестве был правитель, не происходящий от Рюрика. В XV веке Великому Князю Василию II только благодаря поддержке народа удалось заменить устаревшую лествичную систему наследования власти[33] более совершенным и современным престолонаследием по нисходящей мужской линии[34]. Когда оформилось Самодержавие, никто не мог претендовать на Престол, кроме Данииловой ветви Рюриковичей[35].  Её пресечение подвергло легитимный принцип суровым испытаниям. Абсолютно законная с точки зрения правовых представлений того времени Династия Годуновых не удержалась на Престоле из-за многих субъективных и объективных факторов. Но главнейшим среди них было умелое использование Самозванцем стихийной приверженностью русского народа принципу династичности. «Легенда одержала победу над действительностью тем, что смутила общественное сознание призраком легитимизма и дала, в тоже время, опасное знамя в руки всех элементов населения, недовольных своим положением»[36]. Разоблачение и гибель Лжедимитрия I не остановили попрания законности, а лишь вызвали новые потрясения, ставящие под вопрос дальнейшее существование не только законной монархии, но и Российского государства как такового.

Однако, в конце концов, национальные силы одержали победу. Решение Великого Поместного и Земского собора 1613 года о призвании на царство Династии Романовых явилось эталоном соотношения легитимизма и народной монархии. Вопреки множеству обстоятельств предшествовавшей Смуты и существовавших на момент проведения Собора политических реалий, представители народа добровольно восстановили Законную Самодержавную власть и возвели на престол Природного (т.е. прирожденного) Государя, единственного на тот момент законного преемника Дома Рюриковичей – Михаила Феодоровича Романова[37]. «Попытки обрести Царя среди иных родов, чуждых Московским Государям или далеко от них отстоящих по родству не оказались прочными, и этими попытками не было ни предотвращено, ни изжито Смутное время на Руси. В сознание лучших сынов Земли Русской, принявших участие в деяниях Великого Собора, постепенно проникла мысль, что лишь при законной природной преемственности Царского Престола возможно надеяться на его укрепление, а вместе с тем и на водворение государственного порядка на территории России. Торжественное крестное целование, сопровождаемое страшной и грозной клятвой перед Всевышним Творцом, мистически связало на вечные времена весь Русский Народ с новым Государем и с Его Потомками»[38].

            Как бы некоторые историки ни пытались принизить значение этого акта, его плоды говорят сами за себя. Если бы Михаил Феодорович был не законным Царем, а ставленником той или иной группировки, его наверняка постигла бы участь Лжедимитриев и Василия Шуйского[39]. Если бы он, подобно Борису и Феодору Годуновым, обладая всеми правами на трон, в тоже время не смог опереться на уважение народа к принципу законности и желание его подданных жить «по праву», то разделил бы судьбу первых  преемников Рюриковичей. Именно соединение в одной точке  законных прав на престол и признания народом легитимного принципа[40] не только привели Дом Романовых к власти, но и сохраняли эту власть за ним в течение трех веков, до тех пор, пока основы легитимизма не поколебались в народном сознании. При Романовых окончательно «идея национального государства освободилась от вотчинно-владельческой формы, в которой постепенно окрепла при Даниловичах. «Дело государево» становится «делом земским», которое от Бога поручено наследственному носителю власти»[41].

Пожалуй, лучше всех об идеальном народно-династическом взаимовосприятии сказал Н.В. Гоголь: «Ни один Царский Дом не начинался так необыкновенно, как начался Дом Романовых. Его начало было уже подвиг любви. Последний и низший подданный в государстве принес и положил свою жизнь для того, чтобы дать нам Царя, и сею чистою жертвою связал уже неразрывно Государя с подданными. Любовь вошла в нашу кровь, и завязалось у нас всех кровное родство с Царем. И так слился и стал одно-единое с подвластным повелитель, что нам всем видится всеобщая беда – Государь ли позабудет своего подданного и отрешится от него или подданный позабудет своего Государя и от него отрешится. Как явно тоже оказывается воля Бога – избрать для этого фамилию Романовых, а не другую! Как непостижимо это возведенье на Престол никому не известного отрока!»[42].

Новая Династия приняла традиционный порядок престолонаследия по нисходящему мужскому первородству, утвердившийся при Рюриковичах в XV веке, и хранила его в течение всего XVII века.

В XVIII веке легитимный принцип, а следовательно, и Монархия, и Династия, пережили серьезный кризис. Петр I Великий, после конфликта с сыном Царевичем Алексием, приведшего к гибели последнего, издал Устав о престолонаследии 1722 года, ставивший определение личности Наследника Престола в зависимость от воли Царствующего Монарха[43]. Трудно отрицать, что это нововведение противоречило Утвержденной Грамоте Собора 1613 года (духовному и правовому основанию законности Дома Романовых) и самой природе Царской власти. По словам В.О. Ключевского, Император Петр I своим Уставом «лишив Верховную власть правомерной установки (…) погасил и свою Династию, как учреждение[44]; остались отдельные лица Царской крови без определенного династического положения»[45].

В результате отмены законной наследственности XVIII век стал «эпохой дворцовых переворотов». Пагубность реформы Петра Великого в области престолонаследия осознавалась его преемниками[46], но политические обстоятельства не позволили исправить положение вплоть до конца столетия.

Вступивший в 1796 году на престол Император Павел I восстановил наследственность Верховной Власти по закону, причем на качественно новом уровне. 5 апреля 1797 года Государь обнародовал и тем самым ввел в действие Акт о престолонаследии. Впервые в истории России появился писанный закон, обеспечивающий неоспоримую и безусловную легитимность прав на престол. «Положив правила наследства, - пишет в своем Акте Павел I, - должен объяснить причины оных. Они суть следующие: Дабы Государство не было без Наследника. Дабы Наследник был назначен всегда законом самим. Дабы не было ни малейшего сомнения, кому наследовать»[47]. Отныне всякий произвол в престолонаследии устранялся бесповоротно, что вернуло Царю статус Избранника Божия, получающего власть по Промыслу Всевышнего независимо от человеческой воли[48] и, в силу этого, подлинно независимого Отца Нации и Арбитра.

Павловский Закон, основан на праве мужского первородства с переходом престолонаследия в женскую линию после пресечения последней мужской ветви[49]. Дополненный Александром I исключением из порядка престолонаследия потомства от морганатических (неравнородных) браков и кодифицированный при Николае I, Акт Павла I обеспечил стабильность Верховной Власти в течение всего XIX века и позволил сохраниться Российскому Императорскому Дому как исторической институции после революции. «(…)Император Павел I, - пишет Л.А. Тихомиров, - создал точнейший законный порядок, не допускающий уже никаких перетолкований и не оставляющий места никакому выбору между несколькими лицами Царствующего Дома»[50].

            Как нередко бывает в мировой истории, достигнув, казалось бы наивысшего совершенства для старой эпохи, Монархия в России не смогла  перешагнуть рубежа эпохи новой. Дело в первую очередь не в социально-экономических проблемах, которые как «болезнь роста» вполне можно было преодолеть, а в духовном и идейном разладе. «Теория официальной народности» несла отпечаток казенности, славянофильство и западничество, при всех их различиях, были одинаково далеки от большей части народа. Официальные и умеренно либеральные монархические теории не давали ответа на новые требования времени. Революционные силы направленно и планомерно разрушали целостность менталитета всех слоев российского общества. Что греха таить, уже задолго до революции 1917 года легитимизм для правящего слоя стал чужд и непонятен. В лучшем случае он оставался принципом, признаваемым в теории, но уже лишенным жизненных сил[51].

            В большей степени монархическое мировоззрение сохранялось в простом народе, но и там шло стремительное разложение духовных устоев и традиционных представлений. Монархии не удалось ни предотвратить развитие революции, ни возглавить стремление нации к обновлению. Народ не смог ни распознать ложь революции, ни помочь Верховной Власти в преодолении новой смуты. Дальнейшее существование в России Монархии стало на тот момент невозможным, несмотря на то, что она была бесспорно законной, обеспечивала быстрое и всестороннее развитие страны, стремилась создать механизмы взаимодействия со всеми слоями народа и усовершенствовать свой надклассовый характер. Предпринятых мер оказалось недостаточно, чтобы исправить накопившиеся исторические ошибки. Грянул 1917 год, одинаково роковой и для Царя, и для Народа.

            Свержение Монархии не означало, однако, гибели монархического принципа. Если первый Рим, изгнав Царей в VI веке до Р.Х., свыше 500 лет жил при республике, а затем восстановил Монархию, то и третий Рим не лишен такой надежды. Учитывая краткий и весьма неудачный (мягко говоря) опыт республики в нашей стране[52], нельзя не признать весьма поверхностными и необдуманными заявления некоторых политических деятелей, с апломбом заявляющих, что, будто бы, «к монархии не может быть возврата[53]».

            Акт Великого Князя Кирилла Владимировича[54] 31 августа 1924 года о принятии им в изгнании титула Императора Всероссийского конституировал положение Российского Императорского Дома в послереволюционную эпоху. «Я (…) объявляю, - писал Государь, - что живёт Императорский Дом, сильный соблюдением завещанного Предками статута и законной преемственностью главенства. (…) За нами правда Божья и исторические заветы народные, да не смущаются верные сыны России теми препятствиями, которые встречаются на избранном нами трудном, но святом пути»[55].


[1] Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. – Т. 1. – М.: Издательская группа «Прогресс» «Универс, 1994. – С. 1469
[2] См., например, статью 35 Основных законов Российской Империи: «Когда наследство дойдет до такого поколения женского, которое царствует уже на другом Престоле, тогда наследующему лицу предсоставляется избрать Веру и Престол, и отрещись вместе с наследником от другой Веры и Престола, если таковой Престол связан с Законом (…)».
[3] Ср. греч. «ου γαρ εστιν εξουσια ει μη απο θεου», латинский перевод Библии (Вульгата): «Omnis anima potestatibus subjecta esto, non enim est potestas nisi a Deo. (Romanos, 13, 1); староанглийский перевод - Библия Короля Иакова: “Let every soul be subject to the governing authorities. For there is no authority except from God (Romans, 13, 1). Во всех переводах соответствующее словосочетание означает «если не», а вовсе не «которая».
[4] Блаженный Августин. Творения. – Киев, 1906. – С. 123
[5] На современном русском языке в Синодальном переводе – «как Верховная Власть»
[6] Выше Монархии стоит лишь Теократия (Боговластие) – непосредственное руководство народа Богом. Но такая форма Богоправления имела место только по отношению к одному народу – Израильскому, и только на определенном этапе его истории. В ряде политических и богословских сочинений Теократией ошибочно именуют иерократию (политическую власть духовенства). На самом деле, иерократия есть разновидность олигархии и противоречит Богоустановленному порядку вещей. Иерократия противна природе и Церкви, и Государства, что подтверждается Священным Писанием и святыми канонами.
[7] Если с такими утверждениями и приходится иногда встречаться, то ничем иным, как политической конъюнктурой, не имеющей ничего общего с религией, это объяснить невозможно.
[8] См. статью этого номера ТРМ: Святитель Филарет (Дроздов) - Слово в день рождения благочестивейшего Государя Императора Николая Павловича, 1848 г. – ред.
[9] То есть «истины бесспорной и непреложной вследствие ее богооткровенного происхождения, и как такой, которая общеобязательна для христиан» (Полный православный богословский эндиклопедический словарь. Репринтное издание. – Т. 1. – М.: Концерн «Возрождение», 1992. – С. 752
[10] Филарет (Дроздов). Сочинения Филарета Митрополита Московского и Коломенского. Слова и речи. – Т. III.  – М., 1861. – С. 252
[11] «Должен быть один Человек, стоящий выше всего, выше даже Закона», - писал А.С. Пушкин. Самодержавие не позволяет превратить Закон в гильотину, действующую против создавших его людей. Надзаконный характер Монархии должен проявляться в тех случаях, когда закон оказывается в противоречии с правом и справедливостью.
[12] «Ибо тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды Удерживающий теперь» (Фес. 2, 7)
[13] Осуществляемой  от имени «Сената и народа Рима»
[14] Статья 53 Основных Государственных Законов Российской Империи: «По кончине Императора Наследник Его вступает на Престол силою самого закона о наследии, присвояющего Ему сие право. Вступление на Престол Императора считается со дня кончины Его Предшественника»
[15] Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. – СПб,1992. – 680 с. – С. 438-439
[16] Филарет (Дроздов). Сочинения Филарета Митрополита Московского и Коломенского. Слова и речи. – Т. III.  – М., 1861. – С. 225-227
[17] Неповиновение оправдано, если Царь требует нечто богопротивное: «Аще праведно есть пред Богом вас послушати паче, нежели Бога, судите» (Деян. 4, 18-19). Но и в этом случае основанное на христианских ценностях мировоззрение исключает агрессивное неповиновение (бунт).
[18] «Аще кто досадит Царю или Князю не по правде, да понесет наказание. И аще таковый будет из клира, да будет извержен от священного чина; аще же мирянин, да будет отлучен от общения церковного» (Правило 84 Свв. Апостол)
[19] Тихомиров Л.А. Парламентарная Россия / в книге Тихомиров Л.А. Христианство и политика. – М.-Калуга: ГУП «Облиздат», ТОО «Алир», 2002. – 616 с. – С. 351
[20] Филарет (Дроздов). Сочинения Филарета Митрополита Московского и Коломенского. Слова и речи. – Т. III. 1826-1836. – М.: Тип. А.И. Мамонтова и Ко., 1877. – С. 442
[21] Здесь и далее мы постараемся свести к минимуму собственные рассуждения и «предоставить слово» Тем, Кто говорит о Монархии «как власть имущий».
[22] Хрестоматия по истории Древнего Мира. – Ч. 1. – М., 1950. – С. 49
[23] Пламенное слово: Проза и поэзия Древней Руси/Сост.: В.В. Кусков, С.С. Жемайтис. – М.: Московский рабочий. – 1978. – 304 с. – С. 172-179
[24] Хрестоматия по русской военной истории. / Сост. Л.Г. Бескровный. – М.: Воениздат, 1947. – С. 138
[25] Сборник Обращений Главы Династии Великого Князя Владимира Кирилловича. Сост. А.П. Волков. – Нью-Йорк, 1971. – С. 22
[26] Обращение Великой Княгини Марии Владимировны в связи с 200-летием мученической кончины Императора Павла I, 11/24 марта 2001 года // www.imperialhouse.ru
[27] Обращение Великой Княгини Марии Владимировны в связи с 200-летием мученической кончины Императора Павла I, 11/24 марта 2001 года // www.imperialhouse.ru
[28] Крылов А.Н. Великая Княгиня Мария Владимировна: «Я не занимаюсь политикой» // Российские вести, № 30 (1785), 2005, 31 августа-6 сентября.
[29] Монархический принцип лежит в основе и семейных, и родо-племенных, и собственно государственных отношений.
[30] Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. – СПб,1992. – 680 с. – С. 440-441.
[31] «Династичность (…) устраняет всякий элемент искания, желания или даже просто согласия на власть. Она предрешает за сотни и даже тысячи лет вперед для личности, еще даже не родившейся, обязанность несения власти и соответственно с тем ее права на власть. Такая легитимность, этот династический дух, выражают в высочайшей степени веру в силу и реальность идеала, которому нация подчиняет свою жизнь. Это вера не в способность личности (как при диктатуре), а в силу самого идеала» (Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. – СПб., 1992. – С. 442)
[32] «Политический строй России — монархия — так, как он складывался в веках, не есть чье бы то ни было изобретение или результат чьего бы то ни было насилия — это есть результат вековой работы религиозно-национального инстинкта. Этот политический строй с той степенью точности, которая вообще возможна в земных делах, — отражал идею свободного, не обусловленного насилием, добровольного подчинения свободного человеческого духа высшим ценностям. Поэтому православная монархия оказалась организованной не по принципу конституционной сделки, выраженной в «великой хартии вольностей», и не по принципу вооруженного насилия, выраженного в законе «крови и железа», — а по закону Христа. Этому закону были одинаково подчинены и Царь, и Мужик. Оба, безо всяких конституций, шли к одной и той же цели — и шли одинаковыми путями, и прошли через одну и ту же Голгофу». (Солоневич И.Л. Политические тезисы Российского народно-имперского (штабс-капитанского) движения // Наш современник. – 1992. - № 12. – С.158)
[33] Лествичная система, как наследие родового строя, предполагала замещение Великокняжеского и удельных престолов по принципу личного старшинства в роде, а не старшинства линии, что чрезвычайно усложняло соблюдение преемственности.
[34] Противники нового принципа – Князь Юрий Звенигородский и его сыновья Василий Косой и Дмитрий Шемяка - развязали Гражданскую войну, но потерпели в ней поражение, ибо народ и Православная Церковь встали на защиту законного Великого Князя и его прогрессивной династической политики.
[35] Предпоследний ее представитель Царь Иоанн Грозный, идеолог и апологет Самодержавия, по собственному почину создал такие демократические учреждения как Земский Собор (территориально-сословное представительство «всея Земли») и выборную систему местного самоуправления.
[36] Три века. Исторический сборник под ред. В.В. Каллаша. – М.: Изд. И.Д. Сытина, 1912. – В 6-ти т. – Т. 1. – С. 15.
[37] Никаких личных заслуг у 16-летнего Михаила Романова не было. Единственным основанием его призвания на Царство явилось свойство (родство по женской линии) с Династией Рюриковичей. С точки зрения религиозно-правовых представлений того времени ближнее свойство предпочиталось дальнему кровному родству. Этот подход основывался на христианском понимании семьи как единого целого («Оставит человек отца своего и матерь, и прилепится к жене своей: и будета два в плоть едину» (Быт. 2, 24)), в силу которого родственники мужа почитались родственниками жены, а родственники жены – родственниками мужа. Поэтому первым преемником Рюриковичей стал шурин (названный брат) последнего Царя этой Династии Феодора Иоанновича Борис Годунов. Когда Династия Годуновых пала, после Смуты на Земском соборе 1613 года восторжествовал тот же принцип. Первым шурином предпоследнего Царя из Дома Рюриковичей Иоанна IV Грозного был Никита Романов. Он скончался в начале царствования Феодора Иоанновича, а его сын Феодор при Борисе Годунове был насильственно пострижен в монашество с именем Филарет. Поэтому законным наследником Рюриковичей оказался внук Никиты Романовича, сын Филарета Михаил Феодорович. Престолонаследие по свойству за неимением близких кровных родственников в условиях отсутствия писанного закона было присуще не только России, но и некоторым другим христианским государствам. Например, на тех же правовых основаниях еще в 1066 г. унаследовал престол последний англо-саксонский Король Англии Гаральд, шурин св. Короля Эдуарда III Исповедника (и, между прочим, тесть Киевского Великого Князя Владимира II Мономаха).
[38] Обращение Главы Российского Императорского Дома Великого Князя Владимира Кирилловича  в связи с 350-летием Дома Романовых // Сборник Обращений Главы Династии Великого Князя Владимира Кирилловича. Сост. А.П. Волков. – Нью-Йорк, 1971. – С. 48
[39] «Аще ли поставят Царя по своей воли, навеки не будет Царь» (Три века. Исторический сборник под ред. В.В. Каллаша. – М.: Изд. И.Д. Сытина, 1912. – В 6-ти т. – Т. 1. – С. 24)
[40] «Русский народ истосковался по законном, «природном» Государе и убедился, что без него не может быть порядка и мира на Руси». (Иоанн (Максимович), еп. Происхождение Закона о престолонаследии в России. – Подольск, 1994. – 80 с. – С. 43-44. )
[41] Три века. Исторический сборник под ред. В.В. Каллаша. – М.: Изд. И.Д. Сытина, 1912. – В 6-ти т. – Т. 1. - С. 45
[42] Гоголь Н.В. Выбранные места из переписки с друзьями. Собрание сочинений в 8 томах. – Т. VII. – М.: Правда, 1984. – С. 223
[43] Попытку идеологически обосновать эту меру предпринял архиепископ Феофан (Прокопович) в трактате «Правда воли монаршей в определении наследника державы своей» (- СПб., 1722)
[44] Наиболее точное определение Династии – «род, обладающий рангом государственного учреждения, из среды которого в определенном порядке происходят носители Верховной власти» (По вопросу терминологии в данной области см.: Закатов А.Н. Архивы Российского Императорского Дома после февральской революции 1917 года: проблемы реконструкции, описания и использования. Автореферат на соискание ученой степени кандидата ист. наук. – М., 1999. – С. 14-17)
[45] Ключевский В.О. Курс русской истории. –Ч. IV. – М., 1937. – С. 272
[46] Екатерина I в своем «Тестаменте» (завещании)  не просто назначила преемника, но осуществила попытку ввести правильный порядок престолонаследия. Однако после смерти Петра II  «Тестамент» Екатерины I был проигнорирован членами Верховного Тайного Совета, составившими заговор с целью ограничения Самодержавия и введения олигархического правления. Императрица Анна I Иоанновна, опираясь на поддержку служилого дворянства, восстановила полноту Самодержавия, но ей, как наследнице, не предусмотренной в «Тестаменте», пришлось вернуться к петровской норме.
[47] Наследование Российского Императорского Престола. –2-е изд., испр. и доп. – М.: Новый век, 1999. – 208 с.; илл. - С. 98
[48] Будь то прежнего Государя, или какой-то группы,  или даже большинства
[49] Закон о престолонаследии Императора Павла I принадлежит к австрийской системе престолонаследия. Помимо нее в мире существуют салическая система, полностью исключающая престолонаследие по женской линии (например, Франция), и кастильская, допускающая женское престолонаследие в прямой линии, несмотря на наличие представителей династии мужского пола в боковых линиях (например, Великобритания)
[50] Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. – СПб,1992. – 680 с. – С. 443
[51] Портрет  «приверженца традиций» из аристократической среды талантливо изобразил Аполлон Майков: «Во Франции – легитимист; * Здесь – недовольный камергер, * Спирит, ханжа и пиэтист * И belesprit a la Вольтер; *  Как совмещалось это в нем – * Бог весть!.. Но он себя считал * Какой-то истины столпом, * Какой – и сам не понимал»  (Майков А.Н. Суд предков.)
[52] По сравнению с более чем тысячелетней историей Монархии, создавшей великую державу, народ которой непрестанно преумножался, республике менее 90 лет,  причем из них 73 года тоталитарного коммунистического режима, уничтожившего миллионы людей, и 16 лет новых экспериментов, в результате которых  нация ускоренными темпами вымирает «самостоятельно»
[53] Следует отметить, что современные политики действительно общенационального масштаба, при  известных оговорках, не отрицают категорично возможность восстановления в России Монархии. Например, Президент Российской Федерации В.В. Путин (в то время и.о. Президента РФ), отвечая на вопрос: «Если уж Вы так исторически подходите к вопросам, то в традициях России заложена и монархия. Что же теперь, восстанавливать?» ответил: «Я думаю, это маловероятно. Но в целом… в определенные периоды времени… в определенном месте… при определенных условиях… монархия играла и играет до сих пор положительную роль. В Испании, допустим. Я думаю, что монархия сыграла там решающую роль в отходе страны от деспотии, от тоталитаризма. Монархия была очевидно стабилизирующим фактором. Монарху не нужно думать, изберут его или нет, мелко конъюнктурить, как-то воздействовать на электорат. Он может думать о судьбах своего народа и не отвлекаться на мелочи». На последующую реплику: «Но в России это невозможно». В.В. Путин ответил: «Вы знаете, нам многое кажется невозможным и неосуществимым, а потом – бах! Как с Советским Союзом было. Кто мог представить, что он сам по себе возьмет и рухнет? Да в страшном сне такое не могло привидеться». (От первого лица. Разговоры с Владимиром Путиным. – М.: Вагриус, 2000. – С.  168). Слова Президента В.В. Путина свидетельствуют, что он не исключает возможности восстановления Монархии в России, что признает её «положительную роль» и не только не ассоциирует её с деспотией и тоталитаризмом, но, напротив, считает гарантией отхода от этих незаконных форм правления.
[54] После казни большевиками в 1918 г. всего мужского потомства Императора Александра III  (Императора Николая II, Цесаревича Алексия Николаевича и Великого Князя Михаила Александровича) право на возглавление Династии Романовых в силу ст. 29 Основных государственных законов Российской империи (ОГЗРИ) перешло к потомству Императора Александра II. Старшим по первородству членом Императорского Дома являлся двоюродный брат Николая II, сын скончавшегося до революции Великого Князя Владимира Александровича Великий Князь Кирилл Владимирович. В 1922 г. он, еще не имея точных данных о судьбе старших в порядке престолонаследия членов Дома, принял звание Блюстителя государева престола (т.е. регента), а в 1924 г., убедившись в гибели предшественников, объявил о переходе к нему титула Императора в изгнании. Этот акт вызвал неприятие у части эмиграции, но с юридической точки зрения являлся бесспорным и был поддержан подавляющим большинством членов Императорской Фамилии, иерархами Православной Церкви и иностранными королевскими домами.
[55] АРИД ф. 8, оп. 1, д. 1; Обращение Императора Кирилла Владимировича, 12/25 октября 1924 г.



В оглавление ТРМ №8