СТРОИМ РОССИЮ

Александр Анатольевич ХРАМЧИХИН

заведующий аналитическим отделом
Института политического и военного анализа

Ельцинское десятилетие, безусловно, можно считать одним из самых сложных периодов в истории России. Перемены в области экономики и внутренней политики, а также на психологическом и ментальном уровне были беспрецедентными в ХХ веке, да и в предыдущие века немного было эпох, обеспечивших стране столь масштабный рывок. Во внешней политике успехов было гораздо меньше, что объясняется фактом смены страны (Россия — это совсем не СССР, у нее другие интересы), который до сих пор очень плохо осознан российской элитой, поэтому столь сильны рецидивы советского мышления.

Состояние Вооруженных сил России — пожалуй единственная сфера, в которой преобразования последних 10 лет не принесли никаких положительных результатов. Борис Ельцин никогда не носил погон, слабо представлял себе армейские проблемы, поэтому просто побаивался армии и старался ее (точнее, ее высшее руководство) задобрить. Кроме того, в течение своего первого президентского срока он занимался созданием хоть какой-нибудь страны с какими-нибудь политической и экономической системой (если нет страны, то армия явно ни к чему). Поэтому до 1996 г. политика сохранения статус-кво представлялась в целом оправданной, хотя и явно вынужденной. После победы на выборах 1996 г. страна у Ельцина уже была, и армейскими проблемами надо было заниматься вплотную. Однако у первого президента начались известные проблемы со здоровьем и единственная задача, которую он решал — поиск преемника. Поэтому в ВС статус-кво сохранялся, т.е. деградация ускорялась. В результате, в более или менее демократической России осталась советская армия, разваливающаяся не столько из-за отсутствия денег, сколько из-за несоответствия новой политической и экономической реальности.

В. В. Путин, служивший всю жизнь в одной из силовых структур, пришел к власти под лозунгом восстановления мощи России. С первого же дня своего премьерства со статусом наследника он уделял подчеркнутое внимание Вооруженным силам. Однако по прошествии 3 лет (если считать с августа 1999 г.) нахождения Путина у власти можно констатировать, что единственным вроде бы положительным изменением в данной области стало выделение военным несколько большего количества денег (впрочем, и это стало возможным не благодаря “доброте” президента, а из-за общего экономического роста). Однако за 10 лет ВС настолько перестали соответствовать стране, которой служат, что иногда даже не способны освоить эти дополнительные деньги! Ну а то, что нам предлагается сейчас в качестве военной реформы, можно расценить только как издевательство над Вооруженными силами. 

В постсоветской России Космические войска слили с РВСН и заявили, что это привело к повышению эффективности и снижению затрат. Через 4 года “вылили” обратно и заявили, что это привело к повышению эффективности (про затраты уже не сказали). Приволжский и Уральский округа сперва слили на базе Приволжского (со штабом в Самаре), потом “разлили” обратно, теперь снова слили, но уже на базе Уральского (со штабом в Екатеринбурге). Из Сибирского и Забайкальского округов два года назад сделали один округ под названием “Сибирский”, но на базе Забайкальского. Получился гигантский неуправляемый монстр. Штаб находится в Чите, т.е. в юго-восточном “углу” округа. От Читы до Омска в 3 раза дальше, чем от Омска до Екатеринбурга, где расположен штаб Приволжско-Уральского округа. Однако Омск относится к Сибирскому округу. Удобно будет из Читы управлять войсками, расположенными в Западной Сибири, особенно если вспомнить старую поговорку: “Сильна Красная армия, но связь ее погубит”? Тем более, ведь вполне очевидно, что войска в Западной Сибири сориентированы на Центральноазиатское направление, а в Забайкалье — на Дальневосточное. Слияние округов проводилось под лозунгом сокращения управленческих структур. Улучшилось управление войсками от такого сокращения? Вполне понятно, что в случае реального военного конфликта придется либо создавать новые управленческие структуры, только уже в пожарном порядке, либо перенарезать округа. Кстати, в Дании, площадь которой меньше, чем Московская область (имеется в виду “собственно Дания”, без Гренландии), военных округов семь, а в России их теперь всего шесть. Произошла оптимизация управления или очередная профанация, причем довольно опасная?

Еще в качестве примеров “реформы” можно вспомнить слияние ВВС и ПВО…

Ракетчик Сергеев почти все средства нашего скудного военного бюджета направлял на развитие РВСН (именно РВСН, не всей стратегической триады). Нельзя сказать, чтобы эти войска, которые заведомо никогда воевать не будут, сильно укрепились. Зато все остальные деградировали окончательно в ситуации, когда некоторым нашим противникам (например, чеченским боевикам) “стратеги” никакой угрозы не представляют. Наконец, намечается “вливание” армейской авиации в ВВС, что свидетельствует о полной утрате командованием связи с реальностью (о сознательном вредительстве думать не хочется).

Еще больше пугает очередное крупномасштабное сокращение личного состава. Все прочие войска, коими у нас располагают 16 министерств и ведомств (ситуация беспрецедентная не только для демократических, но и для тоталитарных государств), не только не ликвидируются, но практически остаются в неприкосновенности. Пострадают, как обычно, только Вооруженные силы, и так уже сокращенные сверх всяких разумных пределов. Обещание сократить тыловые и обеспечивающие части вызывает сомнения в компетентности авторов “реформы”. Известно что роль таких частей по мере усложнения вооружения и техники лишь возрастает. Если сократить тыловые части, то решаемые ими задачи просто лягут на плечи военнослужащих из боевых частей, которые будут вынуждены по-прежнему заниматься хозработами вместо боевой подготовки. Что касается частей обеспечения, например РЭБ или войск связи, то их нужно не сокращать, а увеличивать.

Настоящей военной реформой было бы принципиальное изменение общих и боевых уставов Вооруженных сил, форм и методов подготовки личного состава, взаимоотношений между военнослужащими по всей военной вертикали, форм гражданского контроля над армией, системы ее финансирования, обеспечения ее вооружением и техникой. Ничего этого не предполагается. Создается впечатление, что высшему военному и политическому руководству страны это даже не приходит в голову.

Наконец, политическое руководство страны за 10 лет так и не смогло решить, с кем же Россия будет воевать. Уже одно это делает осмысленное военное строительство практически невозможным. Генералитет вынужден либо руководствоваться старыми представлениями (в соответствии с которыми США не просто враг, а воплощение Абсолютного Зла), либо реагировать на сиюминутные внешние раздражители (враг — чеченские боевики, названные по последней моде “международными террористами”). О долгосрочном планировании не идет и речи. Поэтому столь бессмысленно-хаотический характер носят вышеописанные структурные изменения, которые у нас принято считать военной реформой.

 Как известно, нынешняя Российская армия создавалась отнюдь не для защиты Российской Федерации и является далеко не лучшей частью бывшей Советской армии. Из 8 военных округов, расположенных на территории РФ, 5 были в советское время глубоко тыловыми. Наиболее современные и хорошо оснащенные части и соединения находились на Украине и в Белоруссии (после распада СССР полностью достались этим государствам), в Восточной Европе и Прибалтике (выведены в Россию, однако многие брошены "в чистом поле", либо, в лучшем случае, в гарнизонах, оборудованных и обустроенных на порядок хуже, чем те, откуда пришлось уйти) и в меньшей степени в Закавказье и в Средней Азии (судьба этих группировок самая разнообразная: часть выведена в Россию, часть досталась соответствующим государствам, часть продолжает нести службу на их территории под российским флагом). Была потеряна оставшаяся на территории стран бывшего Варшавского договора и покойного СССР вся наиболее современная инфраструктура (аэродромы, дороги, склады, предприятия и т.д. и т.п.). Финансирование того, что осталось, сократилось по сравнению с советскими временами (хотя и тогда армия отнюдь не процветала, как многие сейчас пытаются представить) многократно, причем и эти немногочисленные деньги "размазывались" тонким слоем по многочисленным небоеспособным и неукомплектованным частям. При этом армию активно упрекали в том, что она не реформируется. Упреки эти адресовались высшему армейскому руководству, которое "расплодилось" (т.е. стало слишком много генералов) и "погрязло в коррупции".

Говорить о том, что у нас слишком много генералов бессмысленно, так как надо сначала определить оптимальную структуру ВС РФ. Может быть при этом выяснится, что генералов должно стать даже больше. Коррупция в армии действительно имеет место, однако есть основания предположить, что она, по крайней мере, не больше, чем в других отраслях народного хозяйства, а также во всех ветвях власти, включая "четвертую", которая особо активно изыскивает соринки в чужих глазах, почему-то никогда не извлекая бревен из своих. Говорить о том, что серьезная реформа требует столь же серьезного финансирования, как-то даже неудобно. С одной стороны, это очевидно, а с другой стороны понятно, что денег никто не даст, а результата все равно будут требовать. Есть, однако, еще одно обстоятельство, которое говорит о том, что вышеупомянутые упреки направлены не по адресу.

Любую сложную систему (завод, институт, учреждение и т.д.) реформировать изнутри крайне сложно по причинам в первую очередь чисто психологическим (большинство читателей поразмыслив, безусловно с этим согласятся). Всерьез взяться за реформу может только человек со стороны, не обремененный старыми взглядами и связями. К армии это относится в наибольшей степени. Вооруженные силы являются, пожалуй, самым консервативным (это слово не несет в данном случае никакого отрицательного смысла) общественным институтом и обвинять их в этом просто абсурдно. Перечень претензий, которые можно предъявить Грачеву, Родионову и Сергееву занял бы несколько страниц, только они совершенно не виноваты в том, что не проводили армейскую реформу, тем более, что государственное руководство по сути даже не попыталось объяснить, что оно под таковой реформой подразумевает. Сергей Иванов формально является как раз “человеком со стороны”. Назвать его гражданским довольно сложно, однако он, безусловно, не связан ни с какими внутриармейскими группировками. При этом он не имеет никакой собственной команды и, видимо, будет успешно “съеден” аппаратчиками МО, которые ранее столь же успешно “съели” Андрея Кокошина. Смена министра не изменила систему, а система поглотит кого угодно.

В разговоре о нынешнем состоянии Российской армии нельзя, разумеется, не сказать о внутриармейских взаимоотношениях  и о принципах комплектования ВС.  Эта тема является наиболее обсуждаемой, так как касается очень значительной части населения. Панацеей от дедовщины и всех прочих армейских бед считается у нас “профессиональная” (то есть, наемная) армия. Обсуждать какую бы то ни было альтернативу считается в демократических кругах просто неприличным.

Создается впечатление, что большинство апологетов этой идеи очень слабо понимают, чего они, собственно, хотят. Вообще-то, профессиональная армия — это такая армия, в которой личный состав занимается не строительством генеральских дач и добыванием себе пропитания различными способами, а исключительно боевой подготовкой. К принципу комплектования это не имеет никакого отношения. У нас под профессиональной армией принято понимать армию, комплектуемую исключительно путем найма. Слово “наемная” звучит как-то некрасиво, поэтому и придуман эвфемизм “профессиональная”.

Для начала следует заметить, что немедленный переход к наемной армии вызовет рост военных расходов в несколько раз. Есть подозрение, что таких расходов наша экономика не потянет. Кроме того, никаких проблем Вооруженных сил переход к “профессиональной” армии не решит.

Можно перечислить для примера 10 стран, в которых армия комплектуется по найму (то есть, является “профессиональной”): Бангладеш, Буркина Фасо, Гамбия, Доминиканская Республика, Катар, Люксембург, Мозамбик, Непал, Тринидад и Тобаго, Уганда. А вот, тоже для примера, 10 стран, где армия комплектуется на основе всеобщей воинской обязанности: Бразилия, Германия, Египет, Израиль, Италия, Китай, Норвегия, Тайвань, Франция, Швеция. Любая страна из второй десятки в одиночку легко справится со всеми “профессионалами” из первой десятки вместе взятыми. Причем дело даже не в количестве и качестве стреляющего железа (армия Норвегии невелика и оружие у нее не самое современное), а в боеспособности личного состава. В 70-е - 80-е годы во время многочисленных натовских учений укомплектованные призывниками танковые экипажи из Германии и Голландии почти всегда показывали значительно более высокий уровень боевой подготовки, чем их коллеги из чисто наемных армий США, Великобритании и Канады.

“Профессиональные” армии шести монархий Персидского залива (кстати, вооруженные самым современным оружием в достаточном количестве) в 1990-м году продемонстрировали абсолютную несостоятельность против призывной армии Ирака. Армия Кувейта до войны была просто огромной по масштабам этого микроскопического государства и имела абсолютно реальную возможность продержаться несколько дней в одиночку, дождавшись помощи от формально очень сильных (разумеется, “профессиональных”) армий Саудовской Аравии и ОАЭ. В реальности “профессиональная” армия Кувейта просто рассыпалась, не оказав противнику вообще никакого сопротивления, а соседи-союзники даже не попытались помочь Кувейту (хотя по договору были обязаны это сделать) и стали в ужасе звать на помощь натовцев. Интересно, что после освобождения от иракской оккупации Кувейт немедленно перешел к всеобщей воинской обязанности.

В самую боеспособную в мире армию — израильскую — как известно, призывают даже женщин. При этом, наверное, понятно, что ни немецкие, ни шведские, ни израильские призывники не строят чужие дачи и не страдают от дедовщины.

Можно перечислить варианты, при которых страна имеет армию, комплектуемую по найму.

1. Страна реально вообще не имеет и не собирается иметь армии (например, в Люксембурге армия состоит из одного батальона, который призван символизировать участие страны в НАТО), поэтому говорить о всеобщей воинской обязанности бессмысленно. 

2. В стране существуют различного рода политические, расовые, национальные или демографические проблемы. Например, армия создается специально как гвардия местного диктатора, т.е. предназначена для решения внутренних задач. Или в стране так много народа, что наемная армия оказывается дешевле призывной (самые яркие примеры — Индия и Пакистан, где часто происходят беспорядки на призывных пунктах — молодежь рвется в армию, а ее не берут). Или надо отсечь от службы определенные группы населения по какому-либо признаку (например, в прежней ЮАР). Все названные проблемы присущи развивающимся странам, которые и составляют значительное большинство государств, имеющих наемные армии. 

3. Что касается стран высокоразвитых, то кроме наличия этой самой высокоразвитости иметь наемную армию они могут в случае, если для них не существует угрозы непосредственной агрессии, то есть не обязательно иметь подготовленные к мобилизации обученные резервы. В годы “холодной войны” наемную армию из всех стран НАТО позволили себе иметь лишь США, Великобритания и Канада. Дело в том, что и в “лучшие годы” советский флот не имел возможности провести полноценную десантную операцию даже против Великобритании, не говоря уже о Северной Америке. Сейчас, когда советская угроза исчезла, наемными стали армии стран Бенилюкса, о том же думают Франция, Италия, Испания. Они теперь себе могут это позволить именно потому, что угроза вторжения исчезла. Только две натовские страны все время готовятся к войне (между собой) — Греция и Турция. И там даже речи никто не ведет о наемной армии.

Очевидно, что причины №№ 1 и 2 к России заведомо не имеют отношения, особое экономическое процветание в ближайшем будущем нам тоже не грозит, а непосредственная угроза агрессии не исчезнет для нас, по-видимому, никогда (поблизости у нас Китай, Турция и прочие “братья-мусульмане”, т.е. “международные террористы” и стоящие за ним Пакистан и Саудовская Аравия). Поэтому и наемной армии у нас, скорее всего, никогда не будет. И не надо.

В переходный период, который наша страна будет переживать еще очень долго, наемная армия не просто не нужна, но представляет очень серьезную опасность для демократии. Если бы в августе 1991 г. Советская армия была наемной, то все приказы ГКЧП были бы выполнены беспрекословно, защитники Белого дома были бы уничтожены немедленно. И в нынешних условиях наемная армия, переставшая, по сути, быть частью общества, не потерпит невыплаты довольствия. В нашей армии подавляющее большинство контрактников, пришедших служить в начале 90-х ни в дисциплине, ни в боевой подготовке призывников не превосходят, более того, часто именно они создают командирам наибольшие проблемы, становясь абсолютно неуправляемыми. Если в ближайшие годы сделать армию чисто наемной, то есть сформировать из таких вот контрактников, через пару лет мы автоматически придем к военной диктатуре. Интересно, что нынешние апологеты “профессиональной” армии в этом случае станут ее первыми жертвами. Кстати, интересно спросить у этих апологетов — почему в наемной армии должна исчезнуть, например, дедовщина? Не дают ответа, даже не задумываются над ним. 

Причиной дедовщины является вовсе не то, что армия у нас формируется по призыву. Причины совсем другие.

Во-первых, отсутствие института младших командиров. Если в западных (не только в американской) армиях сержант — царь и бог, полностью снимающий с офицера заботу о воспитании солдат и оставляющий ему решение чисто профессиональных, военных вопросов, то в нашей армии, сержант — фактически тот же солдат, так как не имеет ни реальных властных полномочий, ни опыта, ни, следовательно, авторитета. В результате между офицером и рядовым не остается никакой прослойки, он не имеет никакой опоры в подразделении. Офицеру приходится выбирать между полной анархией и хоть какой-то дисциплиной, которую, в отсутствие младших командиров, могут поддерживать только старослужащие.

Во-вторых, почти полное отсутствие боевой подготовки. Большой, чисто мужской коллектив, лишенный свободы передвижения и многих гражданских прав, должен хоть чем-то заниматься. Даже в советское время с этим были серьезные проблемы. В середине 80-х в элитной Таманской дивизии стрелок-гранатометчик за 2 года службы производил 1 (один!) реальный выстрел из подведомственного гранатомета. Нынешнее безденежье привело к тому, что об учениях речь уже вообще не идет. Бессмысленность существования чрезвычайно угнетающе действует на неокрепшую психику солдат, да и многих офицеров.

В-третьих, отсутствие денег, крайне озлобляющее всех — от рядового, до полковника. Даже если в последнее время зарплату начали платить более регулярно, она остается недопустимо, скандально низкой, особенно на фоне гражданского сектора.

В-четвертых, отсутствие гражданского контроля над армией, непрозрачность военного бюджета, неподконтрольность гражданским судебным органам. С законопослушанием в нашей стране вообще большие проблемы (это уже национальная традиция), а уж армия всегда была государством в государстве и вторжение “каких-то гражданских” в сферы, в которые ранее доступ им был наглухо закрыт, вызывает у военных вполне искреннее возмущение.

В-пятых, резкое снижение качества призывного контингента, да и офицерского корпуса. Если в западных странах призыву подлежат не менее 90% контингента, то в России — менее 20%. В армию попадают почти исключительно призывники с наиболее низким интеллектуальным уровнем, из наименее благополучных семей. Все остальные всеми правдами и неправдами пытаются “откосить” и осуждать их за это довольно сложно. Однако, это ведет к дальнейшему понижению качества контингента, то есть возникает порочный круг. Профессия офицера утратила престижность, лучшие представители офицерского корпуса (или потенциальные офицеры) понимают, что сейчас умному и инициативному человеку жизнь на гражданке сейчас дает несравненно больше возможностей для самореализации, чем служба в ВС.

В-шестых, отсутствие объединяющей идеи. Если не платят деньги, то хотя бы объяснили ради чего? В противном случае, чувство бессмысленности происходящего резко усиливается.

В итоге, если нынешнюю армию (без идеи, без денег, без гражданского контроля, без института младших командиров) формировать на профессиональной основе, то уже через несколько месяцев она спросит: “Где деньги, Вов?” (имя можно подставить другое, суть не изменится). Такая перспектива как-то не вдохновляет, и нашим правозащитникам и солдатским матерям не мешало бы об этом задуматься.

Что делать?

Итак, мы имеем ВС, которые готовились защищать другое государство и другой общественный строй и вести не ту войну, которая им, возможно, предстоит (и даже к той, которую готовились вести, все равно, по сути, готовы не были), имеют в целом недопустимо низкую техническую оснащенность (как собственно боевой техникой и вооружением, так и, в первую очередь, средствами обеспечения) и еще более низкий (то есть, почти нулевой) уровень боевой подготовки, а взаимоотношения между военнослужащими, больше напоминают законы “зоны”. При этом государственное руководство по-прежнему фактически держит в тайне (потому что само не знает), какую армию оно хочет получить. Так что новый “как бы гражданский” министр обороны является поистине камикадзе.

Провал нынешней “реформы”, как и всех предыдущих, вполне закономерен, не только потому, что руководство страны не знает, чего хочет, но и потому что нашу армию реформировать нельзя, как бы не стремился к этому Сергей Иванов. В наших ВС надо менять все, а это невозможно. Любая же попытка внести новый элемент в старую армию будет классическим “вливанием нового вина в старые мехи”. Мехи порвутся и вино выльется. Менять все — значит создавать новую, параллельную армию. Именно создание параллельной армии и является единственным выходом в нашей нынешней ситуации.

Создание параллельных армий имело место не раз во всемирной, да и российской истории. Параллельную армию создавал Петр Первый (новая армия и выиграла Северную войну), в новой армии необходим полноценный институт младших командиров. Именно сержанты и старшины, составляющие примерно 20% рядового состава, действительно должны быть контрактниками, причем отбирать их необходимо в соответствии с очень жесткими критериями профпригодности. И получать они должны не менее тех 400 долларов, которые сейчас имеет генерал армии. Что касается набора по контракту всего личного состава, то вопрос этот можно обсуждать только после (ни в коем случае не до!) нормализации внутренней ситуации в Вооруженных силах и решение его будет зависеть от экономической ситуации в стране и от характера внешних угроз для неё.

Возрождение реального института младших командиров — ключевой вопрос военной реформы. Если он не будет решен, значит никакой реформы нет. При этом, разумеется, остаются и другие вопросы.

Одним из них является принципиальное изменение системы военного образования, поскольку офицеры должны готовиться не к прошлой войне, а к войне будущего. Сейчас можно сказать, что еще существует вероятность войны, подобной Второй мировой, т.е. с длинными сплошными фронтами и массовыми армиями. Однако единственный потенциальный противник в подобной войне — Китай. С исламскими странами, блоками стран или транснациональными террористическими организациями возможна война, которую так любят американцы — “воздушно-спецназовская”. Соответственно, в сухопутных войсках должно быть два типа частей: тяжелые (“под Китай”) и легкие, мобильные (“под исламистов”). Вероятность войны с США или, тем более, со всем НАТО исчезающе мала. Чтобы она стала совсем равной нулю, необходимо постоянное совершенствование стратегических сил (причем их количественный паритет с американскими совершенно не нужен, нужна лишь гарантия нанесения любому противнику неприемлемого ущерба), сил ПВО и, отчасти, ВМФ. Под новые войны должны быть написаны новые боевые уставы, организовано обучение личного состава, подогнана структура частей и соединений, проводиться военно-техническая политика.

Эти новые части, укомплектованные офицерами, подготовленными по новым программам, должны не переделываться из нынешних, а создаваться с нуля и оснащаться только новой техникой и только современными (возможно, частично закупленными за рубежом) средствами связи, разведки и управления.

Зарплата солдат и офицеров новых частей должна быть на порядок выше, чем в современных ВС РФ и выплачиваться день в день. Они должны заниматься боевой подготовкой, а не уборкой урожая, не говоря уже о строительстве генеральских дач. В эти части, как уже говорилось, должен быть очень жесткий отбор (профессиональный, интеллектуальный, психологический, идеологический) и для рядового, и для сержантско-старшинского, и для офицерского состава. Эти части должны подчиняться непосредственно президенту через специальную структуру и находиться под постоянным контролем парламента и общественности. При этом нынешнее министерство обороны будет выполнять роль “похоронной команды” для нынешней Советской армии Российской Федерации.

В обозримом будущем Россия сможет позволить себе очень немного таких частей: 1-2 бригады сухопутных войск, 1-2 полка ВВС и ПВО, несколько боевых кораблей. По мере улучшения экономической ситуации количество таких частей будет постепенно увеличиваться и командиры взводов из первых бригад и полков новой армии станут командирами батальонов в следующей (в конце концов, нынешняя армия будет полностью вытеснена новой, хотя этот процесс займет достаточно много времени). Служба в таких частях должна стать предметом гордости, как для офицера, так и для солдата (и призывника, и контрактника), поэтому придется провести широкую рекламную кампанию.

Эти части должны получать не красные, а трехцветные флаги. Они должны готовиться к защите своего государства. Поэтому очень серьезным является вопрос политической лояльности командного состава. Если в кабинете командира дивизии или командующего округом на стене висит портрет Ленина, то это является основанием для рассмотрения вопроса о возможности пребывания этого офицера в составе ВС. На стене такого кабинета может висеть только портрет действующего президента (обязательно) и какого-нибудь знаменитого русского полководца (по желанию хозяина кабинета). Тоже относится и к внутриармейской пропаганде. В нашей армейской печати по-прежнему описывается славная история Красной армии, громившей белогвардейцев и интервентов. Это равносильно тому, как если бы бригады и полки нынешнего бундесвера рассматривались в качестве наследников частей доблестного вермахта и даже войск СС. Армия должна быть встроена в политическую систему государства, не противостоять ей, а защищать ее и быть абсолютно лояльной к ней. Соответственно, в армию (в первую очередь — на сержантские и офицерские должности) не должны допускаться политические, национальные и религиозные экстремисты всех разновидностей. При этом надо понимать, что член Транснациональной радикальной партии или Всетатарского общественного центра на службу в Российскую армию, скорее всего, и так не пойдет, поэтому особое внимание следует обращать на изоляцию от ВС всякого рода новоявленных псевдопатриотов.

Существование армии вне идеологии невозможно. Особое значение идеологическая работа в армии принимает в новых условиях, когда многонациональность и многоконфессиональность России зачастую становится предметом политических спекуляций. Новым ВС, также как и государству в целом еще предстоит выработать идеологические принципы, которые и будут служить основой боеспособности личного состава новой армии. Очевидно, что именно через ВС, особенно при сохранении всеобщей воинской обязанности, имеет смысл проводить в общество идеи строительства и защиты Российского государства.

Нынешняя армия, с момента гибели того государства и той системы, которую она защищала, обречена. Для создания новой – нужна политическая воля государственного руководства.

В оглавление ТРМ №1(5)/2003