ТРИБУНА РУССКОЙ МЫСЛИ №18 ("Уроки Гражданской войны")

историософские уроки Гражданской войны

О СТРАТЕГИЧЕСКОЙ ОШИБКЕ ПОБЕДивших В ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЕ БОЛЬШЕВИКОВ

 

Сергей Николаевич БАБУРИН

председатель РОССИЙСКОГО ОБЩЕНАРОДНОГО СОЮЗА,
президент международной Славянской академии наук, образования, искусств и культуры,
заместитель Председателя Государственной Думы ФС РФ 2 и 4 созывов,
доктор юридических наук, профессор, главный научный сотрудник Института государства и права РАН,
член редколлегии журнала "Трибуна русской мысли"

 

100 лет как закончилась Гражданская война в России, На окраинах Империи она продолжалась до 1922 года, а отдельные её всплески были и в течение последующих лет. Так, в Омской области последняя вылазка «белобандитов» из непроходимой тайги на севереобласти, где некоторые части колчаковской армии были отрезаны от основных сил Белых наступлением Красной армии вдоль Транссиба, была зафиксирована в 1940 году. Причем белые вышли из тайги, пограбили склады, расправились с сельсоветовскими активистами, и практически безнаказанно ушли в тайгу. Дальше их следы теряются.

Наша память болит 100-летием Гражданской войны 1918-1922 годов в России, в том числе её символом – уральской трагедией, когда 100 лет назад в Екатеринбурге, Алапаевске и Перми без суда убиты члены династии Романовых, начиная с отрекшегося от престола Императора Николая II с семьёй. Гражданские войны – дело страшное. Кровопролития, когда брат порой идет на брата, сын на отца – и у всех своя правда.

 
         Общие политические оценки Гражданской войны в России

Правда и ложь о России продолжают непримиримо биться за монополию в оценке лиц и событий. Но русское общество всё более отчетливо понимает, что к началу ХХ века в России в силу внешних и внутренних причин было утрачено национально-государственное духовное единение. Отринув православное мироощущение, на котором многие века стояла Русская Держава, наше Отечество вступило в эпоху социальных химер. Нигилизм и богоборчество, привнесенные с запада начиная с XVIII века, привели Россию в Феврале 1917 к обрушению, к попытке «интеллектуальной» элиты насильно её перелицевать на европейский фасон, превратить Россию в «цивилизованную страну». Даже убежденный монархист и русский националист М.О. Меньшиков писал в газетной статье 7/20 марта 1917: «Последний наш император поступил совершенно благоразумно, подписав свое отречение от престола. Обреченность самодержавия гремела в мире… Жалеть ли прошлого, столь опозоренного, расслабленного, психически-гнилого, заражавшего свежую жизнь народную только своим смрадом и ядом?»

Однако буржуазно-демократические перемены вместо укрепления и исправления общества ввергли многонациональную Империю в нигилизм и анархию. Хаос, порожденный Февралем, испепелил Самодержавие Романовых, уничтожил вооруженные силы (только на Балтийском флоте за первую половину марта были убиты 76 офицеров, в том числе командующий Балтийским флотом адмирал А.И. Непенин, адмиралы Р.Н. Вирен, А.Г. Бутаков, А.К. Небольсин), стал выталкивать из России Польшу и Финляндию, Украину, Закавказье, Прибалтику, Среднюю Азию и Сибирь. Августовская попытка генерала Л.Г. Корнилова, руководившего в феврале арестом царской семьи, подхватить падающую из рук февралистов власть, провалилась. Германская армия перешла в наступление и в сентябре взяла Ригу.

И тогда пришел Октябрь. Октябрьский вооруженный переворот положил начало социальной революции, стал попыткой русского общества найти новую модель своего устройства. Не случайно события 1917-го и последующих годов называют Великой Русской революцией, большевиков как отрицание Февраля называют контрреволюционерами и черносотенцами, а всё, что они сделали с обществом, называют «Русским проектом», не отрицая важной роли на первом этапе его осуществления евреев, латышей, китайцев и представителей других народов[1]. 

Если Октябрьский вооруженный переворот 1917 года в России прошел относительно спокойно (основное исключение – сопротивление большевикам в Москве, давшее и первый пример массового террора – сторонники свергнутого временного правительства, ворвавшись 26 октября 1917 в Московский Кремль, расстреляли без суда сдавшихся им около 300 безоружных солдат 56 запасного пехотного полка), как и первые месяцы «триумфального шествия советской власти», то последовавшая политическая стачка Викжеля, попытки государственных служащих, работников банков, судебных и иных структур деморализованного государства бойкотировать новую власть привели не только к рождению ВЧК (чрезвычайного органа «по борьбе с контрреволюцией и саботажем»), но и к встречному формированию вооруженных сил по защите провалившихся «февралистов».

Нарождающиеся «белые гвардейцы» призывали к борьбе с большевиками и их сторонниками, но при этом продолжали гонения на монархистов, членов Союза русского народа и «черносотенцев». К насилию обращались ради «цивилизованной» республики, в борьбе за демократию и конституцию, просто «ради свободы». А кто и во имя «светлого будущего». Иные, даже из числа активных участников свержения русского Царя, пытались при «невмешательстве» отсидеться на тех же минеральных водах Северного Кавказа или выезжали за границу. И у каждого была своя правда.

Не хочу в очередной раз «взвешивать» на весах морали или законности красный и белый терроры – какая законность в гражданской войне!? Отмену понятия «виновен» и переход общества от наказания к мерам социальной защиты, просуществовавшим в советском уголовном праве до 1958 года, готовили сообща и мечтатели-революционеры, и их идейные противники.

Трагичным моментом можно считать то, что все противоборствующие в гражданской войне стороны (а периодически между «белыми» и «красными» пытались возникать и иные силы, типа восставших в Кронштадте 1920 года моряков с их лозунгом «За Советы без коммунистов») и свои подвиги, и свои подлости творили за и во благо Отечества. Для многих и вторжение Гитлера в 1941 первоначально воспринималось как продолжение войны гражданской, пока жестокостью и геноцидом оккупантов против славянского населения не переросло в Великую Отечественную.

Кровавым было рождение Нового Мира, новой России.

Прошло сто лет. Убежден, что среди главных уроков прошлого – признание того, что пусть революции и серьёзные двигатели истории, но с позиций человечности и мирового опыта предпочтительней на будущее более неторопливый путь эволюционных перемен.

Однако, этот вывод следует относить не к народу, который бесполезно призывать ждать, пока его проблемы вдруг сами по себе разрешаться, а к высшей власти, которая и должна вовремя нейтрализовать  нарождающиеся проблемы, предотвращая их неразрешимость. Не надо тянуть с переменами, повторяя ошибки Романовых с помещичьим землевладением и земельным вопросом (превратили дворянство из служилого сословия в рантье, а провозгласив в 1861 великую крестьянскую реформу, затянули решение вопроса о земле на 50 лет). Повторяя и ошибки руководства КПСС конца ХХ века. Не поймет нынешняя власть – революции будут неизбежны.

Пусть наша историческая память позволит России и её друзьям реально осуществить успешный эволюционный рывок в будущее, укрепляя не только государство, но дух и благосостояние народа.

1917 год начался в России с заговора крупной буржуазии и части дворянства против Царя, в результате которого Император Николай II был свергнут и началась буржуазно-демократическая революция. Вожди революции попытались перелицевать Россию на западный манер, перестроить её политическую и экономическую систему «под Европу», при этом они не обращали внимания ни на историко-культурные традиции страны, ни на особенности русского православного образа жизни. Начался хаос и развал. К осени 1917 г. от могучей Российской империи осталось лишь пространство, охваченное сепаратистскими мятежами, анархией и безвластием. Ответом на провал «февралистов» стала Великая Октябрьская социалистическая революция, поддержанная в ходе гражданской войны русским народом.

Основные черты Нового мира, да и сам путь к нему, были схематично намечены лидером большевиков В.И. Лениным в его знаменитых апрельских тезисах: отказ от парламентаризма, власть Советов вместо разложившихся структур управления царской России; аграрная реформа и национализация земли; контроль Советов над общественным производством и распределением продуктов; слияние всех банков в стране в один общенациональный, подконтрольный Советам; перерастание буржуазной революции в социалистическую.

Ленин предложил конечную цель революции и всех реформ – социализм как строй социальной справедливости. И кратчайший путь к социализму – через установление власти Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов.

Стратегическое значение ленинского плана не было принято даже многими старыми соратниками Ленина по партии, но сам он был непреклонен, вплоть до замены ветеранов своими более молодыми сторонниками. В октябре решениями II Съезда Советов Ленин уточнил свой план и приступил к его реализации.

 Именно наличие высокой Цели общественного развития обеспечило победу большевикам в гражданской войне и победоносное распространение по всему миру социалистических (коммунистических) идей в первой половине ХХ века. Утрата этой цели после 1980 года, года несостоявшегося завершения строительства коммунизма в СССР (обещание Н.С. Хрущева), привело советское общество к внутреннему кризису и в 1991 к повторной, после Февраля 1917, гибели единой страны.

Шанс построения Нового мира, рожденный Октябрьским вооруженным восстанием 1917-го, не надо смешивать с трагедией гражданской войны, развязанной февралистами весной 1918-го, тем более, с более поздними периодами Советской истории. Само триумфальное шествие Советской власти в октябре 1917-го – марте 1918-го подтверждает, что заявленные большевиками и их союзниками цели встретили поддержку и интерес у значительной части населения России. Трагизм исхода Старого мира, гибель или вынужденная эмиграция многих носителей традиции и русского духа, как и дальнейшее вырождение советской элиты не должны затмевать от нас сути исторического развития. И главного урока: нельзя жить прошлым, но и нельзя построить Новый мир без опоры на духовные ценности нации, в России – вне православной традиции.

До сих пормало изучены, просто утоплены в безвестности первые шаги Нового мира, начиная с социальных реформ военного коммунизма с его коммунами, отказом от государства, религии, института семьи и т.д. НЭП – это путь к Новому миру с другой стороны, на иных началах, но тоже путь к нему. Даже Перестройка конца 80-х была попыткой исправить несовершенства советского социализма и нащупать новые, более точные и эффективные механизмы Нового мира. Если бы не предательство сверху, она могла бы оказаться успешной.

Ныне разорванная на части историческая Россия переживает то ли возвращение к отвергнутому ранее нашими дедами капитализму, то ли погрузилась в пучину примитивного криминализма.

 

Как ни парадоксально, но отрицание всей советской эпохи, господствующее последние 30 лет, некритическая идеализация белого движения, когда из февралистов, предавших Империю, делают ангелоподобных героев, реально препятствует осмыслению уроков Гражданской войны и пониманию, почему затянувшийся с 1993 года реванш нового поколения февралистов губителен для Русской цивилизации.

 

Военный коммунизм – идеал Нового общества для большевиков

Одним из ключевых условий успешности революционных преобразований большевики видели консолидацию общества вокруг идеи строительства социализма, но вынуждены были идти к такой консолидации методом проб и ошибок. Опираясь на тезис К. Маркса применительно к Парижской Коммуне, что «единство нации подлежало не уничтожению, а, напротив, организации посредством коммунального устройства. Единство нации должно было стать действительностью посредством уничтожения той государственной власти, которая выдавала себя за воплощение этого единства, но хотела быть независимой от нации, над нею стоящей». В.И. Ленин ставил соратникам по партии задачу разбить старую, буржуазную государственную машину. Организацию единства нации он видел в создании свободных коммун с последующим объединением коммун в нацию, которой и будет передана вся собственность. Государство как паразит подлежало уничтожению, а переходной формой его существования должен был стать «организованный и господствующий класс пролетариат»[2]. Взяв власть в России, большевики попытались воплотить в жизнь свои мечты, лишь примерно представляя черты возводимого ими справедливого общества. Они не только окончательно отошли в тот момент от интуитивных принципов традиционализма русских народников, они стали опираться в своих конкретных шагах на чисто анархические идеи, соединяя К. Маркса с М.Бакуниным

Созданная большевиками конституционно-правовая модель строительства Нового общества включала несколько ключевых элементов: разгосударствление общества; замену права революционным правосознанием, а нравственности – классовым чувством; секуляризацию; ликвидацию частной собственности; классовую диктатуру пролетариата. Кроме того, он предполагал всемирность характера революционного процесса. Символом и основой русского военного коммунизма стала Конституция РСФСР 1918 года.

 

Разгосударствление общества

Отрицание государства и всех его атрибутов было в 1918 году главной чертой военного коммунизма. В ст. 3 Конституции РСФСР была четко обозначена основная задача новой власти: «уничтожение   всякой эксплуатации   человека   человеком,  полное устранение  деления общества  на  классы,  беспощадное   подавление   эксплуататоров, установление   социалистической  организации  общества  и  победы социализма во  всех  странах». Конкретно определялась и задача Конституции РСФСР, состоящая «в установлении диктатуры городского и сельского пролетариата и беднейшего крестьянства… в целях полного подавления буржуазии, уничтожения эксплуатации человека человеком и водворения социализма, при котором не будет ни деления на классы, ни государственной власти» (ст. 9 Конституции).

Первая советская конституция была воистину торжеством победившего пролетариата, актом, знаменовавшим исполнение его вековой мечты –  победу над эксплуататорами. И пролетариат заботился о консолидации вокруг себя российского общества, которым считал только трудовые классы.

В Конституции РСФСР 1918 г. большевики закрепили свою веру как в бесклассовое общество, так и в грядущее отмирание государства (ст. 9), попытались построит Российскую Республику не как новую форму государства, а сразу как свободное социалистическое общество всех трудящихся России (ст. 10). И даже субъектами РСФСР как федерации (сам термин «субъект федерации» в конституции отсутствует) являются не какие-либо государственные образования, а объединяющиеся Советы (ст. 11 Конституции). Особенно ярко эта попытка отойти от государства видна в п. «г» ст.49 Конституции, согласно которому к предмету ведения Всероссийского съезда Советов и ВЦИК относится установление границ и компетенции «областных Советских союзов», входящих в состав РСФСР, а также разрешение споров между ними.

Важным способом разгосударствления общества была попытка, ликвидируя частную собственность, государственную собственность рассматривать как вынужденный этап перевода её в дальнейшем в народное достояние. Потому Декрет «О социализации земли» начинался с нормы: «Всякая собственность на землю, недра, воды, леса и живые силы природы в пределах Российской Федеративной Советской Республики отменяется навсегда (ст. 1). Земля без всякого (явного или скрытого) выкупа отныне переходит в пользование всего трудового народа (ст. 2). Право пользования землей принадлежит лишь тем, кто обрабатывает её собственным трудом… (ст. 3)»[3].

Замена права революционным правосознанием, а нравственности – классовым чувством

Право не может существовать без правовых эмоций, что позволило Л.И. Петражицкому анализировать взаимопроникновение права и нравственности. Объединяет их, по мнению Л.И. Петражицкого, интуитивное право, которое есть ни что иное, как справедливость. Справедливость как реальное явление, полагал он, есть явление духовной жизни, психическое явление, прямо связанное с нормативными переживаниями[4]. Следуя такой логике, революционное мировоззрение, полагая стержнем своей деятельности борьбу за справедливость, трансформировало нравственность, основанную на библейских заповедях, в мораль классовой целесообразности. Это тем более приветствовалось революцией, что при «старом режиме» регулирование нравственной жизни населения официально возлагалось на губернаторов, в руках которых был «целый арсенал принудительных мер, которые все могут быть употреблены, с величайшим удобством, для смирения непокорных и насильственного насаждения добронравия»[5].

Один из теоретиков революционного права, оппонент Л.И. Петражицкого Е.Б. Пашуканис даже подчеркивал: «Этические учения претендовали изменить и исправить мир, тогда как на самом деле они явились искаженным отражением всего лишь одной стороны этого действительного мира, а именно той стороны, где отношения людей подчинены закону стоимости». Устранить этическую двусмысленность материализованной свободы можно, по его мнению, только осуществив «такой строй, в котором люди смогут строить и мыслить свои отношения, пользуясь простыми и ясными понятиями вреда и пользы»[6]. Мысль о классовой выгоде и потребности оправдывала в их собственных глазах все действия революционеров.

Диктаторский тип революционного конституционализма исключил «проблему превышения власти или её злоупотреблений»[7]. «Социальная революция, не покушаясь на самые принципы сотрудничества и личной ответственности, созданные капитализмом, ломает лишь его классовую организацию»[8]. - вдохновлял русских революционеров тот же А. Лабриола. Декрет о роспуске Учредительного собрания, например, основывался на том, что Учредительное собрание, выбранное по спискам, составленным до Октябрьской революции, «явилось выражением старого соотношения политических сил, когда у власти были соглашатели и кадеты», а после ухода с собрания  большевиков и левых эсеров оставшаяся часть Учредительного собрания может «играть роль только прикрытия борьбы буржуазной контрреволюции за свержение власти Советов»[9]. А потому большевики просто объявили его распущенным.

Революционная власть была не только против тайных международных договоров, она была и против тайных способов борьбы за интересы трудящихся. Не большевики начали террор против своих политических противников, но они сделали террор революционным культом. С опорой на раннего К. Маркса творцы нового мира подчеркивали, что революционный марксизм никогда не отрицал неизбежности и целесообразности массового террора как одной из форм революционного насилия, поскольку «имеется лишь одно средство сократить, упростить, концентрировать родовые муки старого общества – только одно средство – революционный терроризм» (Маркс, статья в «Новой Рейнской Газете» от 7/XI)»[10]. И революционная целесообразность получила в Конституции РСФСР своё надежное основание.

В связи с отделением церкви от государства Местным Советам вменялась в обязанность устранение из храмов и других молитвенных домов, составляющих народное достояние, всех предметов, оскорбляющих революционное чувство трудящихся масс. К таким «оскорбляющим революционное чувство» вещам инструкция Наркомюста относила мраморные или иные доски, надписи на стенах и на богослужебных предметах, произведенные в целях увековечивания памяти «каких бы то ни было лиц, принадлежащих к членам низвергнутой народом династии и её приспешников»[11].

Военный коммунизм предполагал «раскрепощение быта» и ликвидацию семьи.  Отрицание семейных ценностей было произведено решительно, но в правовом отношении аккуратно. Конституция РСФСР просто исключила краеугольный для русского образа жизни институт семьи из зоны своего внимания.

 

Секуляризация

Под воздействием западноевропейского нигилизма большевики допустили возможно главную свою мировоззренческую ошибку – они решили покончить с православной основой русского образа жизни. Уже Декрет о свободе совести, церковных и религиозных обществах от 20 января (2 февраля) 1918 г. в пункте 1 провозгласил: «Церковь отделяется от государства», причем этот пункт в проект вписал лично В.И. Ленин[12]. Конституция РСФСР зафиксировала эту норму в качестве конституционной.

Основные государственные законы Российской империи от 23 апреля 1906 г. закрепляли институт подданства, а за российскими подданными возможность пользоваться свободою веры. Условия пользоваться этою свободой были отнесены для регулирования законом (ст. 39 Основных законов)[13]. Ни о какой свободе безверия (атеизма) не было и речи. В целях обеспечения за трудящимися действительной свободы совести Конституция 1918 г. объявила церковь отделенной от государства, школу – от церкви, а свобода религиозной и антирелигиозной пропаганды была признана за всеми гражданами (ст.13 Конституции).

До 1918 года русские среди подданных империи определялись по православному вероисповеданию[14], может быть поэтому секулярный характер конституционной нормы не только не делал для православия исключения, но, дополняя борьбу большевиков против «великорусского шовинизма», он был нацелен, прежде всего, против православия. Если совместить с конституционной нормой ст. 13 норму ст. 65 Конституции о том, что монахи и духовные  служители  церквей  и  религиозных культов лишались избирательных прав, то равенства верующих и атеистов изначально как-то не складывалось. В 20-е годы ХХ века приоритет антирелигиозной пропаганды выразится в жестокой политической кампании «воинствующих безбожников».

Отделение Церкви от государства означало немедленное лишение религиозных организаций прав юридического лица, закрытие работавших с церковью благотворительных и просветительских организаций. Церковным и религиозным обществам было запрещено владеть собственностью, всё их имущество объявлялось народным достоянием[15]. Имущество, находившееся у вероисповедных учреждений и обществ, переходило в ведение местных Советов, а имущество церковных и религиозных обществ, не предназначенное специально для богослужебных целей (дома, земли, угодья, фабрики, свечные и другие заводы, подворья и т.д.) отбирались государством незамедлительно[16]. Отделение от государства включало как запрет религиозных обрядов и церемоний в государственных и иных публично-правовых помещениях, как и помещение там каких-либо религиозных изображений, прежде всего икон. Были отменены религиозные клятвы или присяги, ведение актов гражданского состояния оставлено только за гражданской властью, преподавание религиозных вероучений запрещалось в любых учебных заведениях.

Можно констатировать, что революционное общество стали централизованно консолидировать на антирелигиозной основе. Процесс шел крайне тяжело, вплоть до того, что объявив об отделении Церкви от государства ещё в январе, революционному правительству пришлось в апреле отдельно издавать Декрет о невыдаче наградных к пасхе[17]. Отрицание православных начал образа жизни не приживалось. Но лишь в связи со смертельно опасными для страны трудностями начала войны в 1941 г. Православие было официально допущено в духовную жизнь советского общества.

 

Ликвидация частной собственности

Для решения этой задачи Конституция РСФСР закрепила отмену частной собственности на  землю, весь земельный фонд был объявлен общенародным  достоянием  и  передавался  трудящимся  без  всякого выкупа, на началах уравнительного землепользования (п. «а» ст. 3); все леса, недра и воды общегосударственного значения, а равно и весь живой и мертвый инвентарь, образцовые поместья и сельскохозяйственные предприятия объявлялись национальным достоянием (п. «б» ст. 3).

Как  первый  шаг  к  полному  переходу  фабрик,  заводов, рудников,  железных дорог и прочих средств производства и транспорта в собственность Советской рабоче-крестьянской Республики в Конституции подтверждается советский закон о рабочем контроле и  о Высшем  Совете  Народного  Хозяйства. Подчеркивается их цель –   обеспечение власти трудящихся над эксплуататорами (п. «в» ст. 3). Конституция закрепила переход всех банков в собственность рабоче-крестьянского государства как одно из условий освобождения трудящихся масс из-под ига капитала (п. «д» ст. 3).

В отрицательном отношении к частной собственности большевики не были одиноки. Как писал в том же 1918 г. видный кадет М.И. Туган-Барановский, «частная собственность – тот правовой институт, на котором выросла вся цивилизация и культура человечества – вот корень всего социального зла, от которого страдает человечество»[18]. И вновь хочу вспомнить одного из идейных наставников большевиков. А. Лабриола провозглашал: «Рабочий класс сможет эмансипироваться только тогда, когда ему удастся одновременно завладеть производством и поглотить политическую власть»[19].

Национализация началась с первых шагов Советской власти и оформлялась революционно. Одни предприятия со всем имуществом, «в чем бы оно ни состояло»,  принимались в собственность Российской Республики ввиду задолженности завода казне[20], другие забирались из-за бегства собственников, либо в связи с их отказом продолжать производство или подчиниться декрету о контроле. В таких случаях имущество официально конфисковалось и объявлялось собственностью Российской Республики. Служебный и технический персонал обязывали остаться на местах и исполнять свои обязанности, за самовольное оставление занимаемой должности или саботаж виновным грозил Революционный суд[21]. Имущество могло быть конфисковано или национализировано и без объяснения причин, просто в силу революционной необходимости[22]. Декретом ВЦИК от 28 июня 1918 г. были национализированы крупнейшие в России предприятия горной, металлургической, текстильной и других отраслей промышленности, декретом от 29 ноября 1920 г. – предприятия мелкой промышленности.

В  целях  уничтожения  паразитических  слоев  общества  и организации хозяйства была введена всеобщая трудовая повинность (п. «е» ст. 3 Конституции). Только иностранцы, находившиеся на территории Республики, освобождались от привлечения к трудовой повинности[23].

Классовая диктатура пролетариата

Гражданская война в России в 1918-1920 гг. стала олицетворением борьбы вооруженной либеральной буржуазии и классовой диктатуры пролетариата. В интересах обеспечения   всей   полноты   власти  за трудящимися   массами    и    устранения    всякой    возможности восстановления  власти  эксплуататоров  декретировались  вооружение трудящихся,  образование Социалистической Красной Армии рабочих и крестьян и полное разоружение имущих классов (п. «ж» ст. 3 Конституции РСФСР).

Никакой двусмысленности! Никаких иллюзий о гражданских правах и свободах у большевиков в ходе гражданской войны не было.Как свой принцип Конституция РСФСР зафиксировала, что в момент решительной борьбы пролетариата с его  эксплуататорами, эксплуататорам не может быть места ни в одном из органов власти.  Власть должна принадлежать целиком и исключительно трудящимся  массам и их полномочному  представительству  — Советам Рабочих,  Солдатских и Крестьянских Депутатов (ст. 7 Конституции).

По мнению революционных законодателей, только трудящиеся классы и были народом, что особенно ярко подчеркнули конституционные нормы, посвященные реализации активных и пассивных прав граждан. Конституция РСФСР указала, что лицами, обладающими активным и пассивным избирательным правом, а, следовательно, гражданами революционной России считает рабочих и служащих всех видов и категорий, занятых в промышленности, торговле, сельском хозяйстве и проч.,  крестьян и казаков-земледельцев, не пользующихся наемным трудом  с целью извлечения прибыли (ст. 64). Помимо этой категории избирательные права предоставлялись солдатам советской армии и флота, а также гражданам, входящим в эти две категории, потерявшим  в  какой-нибудь мере трудоспособность.

В ст.65 Конституции РСФСР были указаны категории лиц, которым не предоставлялось избирательных прав, даже если они и входили бы в число лиц, указанных в ст. 64. В перечень категорий, лишенных избирательных прав,, помимо душевнобольных и осужденных, вошли ещё 4 категории лиц:

а) лица,  прибегающие  к  наемному  труду с целью извлечения прибыли;

б) лица,  живущие на нетрудовой доход,  как-то:  проценты  с капитала, доходы с предприятий, поступления с имущества и т.п.;

в) частные торговцы, торговые и коммерческие посредники;

г) монахи   и   духовные  служители  церквей  и  религиозных культов;

д) служащие  и  агенты  бывшей  полиции,   особого   корпуса жандармов  и  охранных отделений,  а также члены царствовавшего в России дома.

Это был безоговорочно классовый подход, отвечавший представлению большевиков о способах построения справедливого общества. Решалась задача  консолидации на революционной основе нового общества, и в конституционной норме был зафиксирован круг лиц, которые трудовым народом не являются, а потому социально опасны и подлежат бдительному ограничению в правах. «Общенародный характер революционного права» предполагал исключение из народных (трудящихся) масс нетрудового элемента, фактически исключенного из правового поля и оказавшегося в положении «вне закона»[24].

Местные Советы обязывали, например, всех бывших офицеров являться в конкретные дни и часы для регистрации по месту жительства, все домовые комитеты и уполномоченные по домам были обязаны проверять, зарегистрированы ли проживающие у них бывшие офицеры, о неисполнении требовалось немедленно сообщать в районные комиссариаты по военным делам. За уклонение от регистрации следовало привлечение нарушителя к революционному суду, укрывательство и недонесение влекло серьезный штраф или тюремное заключение до 3 месяцев[25].

Авторы Конституции, уверенные в отмирании государства, постарались максимально убрать государство из Конституции. Это отчетливо прослеживается в нормах Конституцией РСФСР 1918 г., закрепляющих политические права граждан и гражданство как политико-правовую связь личности с государством.

Существование института гражданства, унаследованного от периода буржуазной демократии, лишь обозначено его упоминанием, самого понятия гражданства в Конституции РСФСР 1918 г. просто нет. Термин вынужденно употребляется лишь при указании тех или иных политических прав, да в ст. 64, открывающей раздел «Активное и пассивное избирательное право», говорится, что правом избирать и быть избранными в Советы пользуются, независимо от вероисповедания, национальности, оседлости и т.п., граждане РСФСР обоего пола, которым ко дню выборов исполнится 18 лет. Но далеко не все граждане РСФСР, отвечающие указанным требованиям, а только лица, добывающие средства к жизни  производительным и общественно полезным трудом, а также лица, занятые домашним хозяйством, обеспечивающим для первых возможность производительного труда.

На практике, однако, для лиц, проживавших в местностях, отошедших по мирным договорам от Российской Республики, была в то время уже введена процедура «увольнения» (выхода) из гражданства, устанавливавшая сроки и порядок выхода[26].  Чуть позже был установлен и официальный порядок приема в российское гражданство.

Для защиты завоеваний революции решением Военно-революционного комитета вводились контрольные проверки на улицах, воспрещались «всякие сборища и скопления на площадях». Неподчинение рассматривалось как преступное провокационное нарушение революционного порядка[27].

Диктатура пролетариата предполагала классовый террор. Да, первым случаем применения террора в гражданской войне были действия противников большевиков: 26 октября 1917 г. сторонники свергнутого Временного правительства, ворвавшись в Московский Кремль, расстреляли без суда сдавшихся им около 300 безоружных солдат 56 запасного пехотного полка. Но большевики восприняли террор как революционную необходимость, попытались придать ему классовый нравственный смысл. Террор для большевиков стал нормой гражданской войны.

Революционный террор применялся без колебаний. «Наш красный террор – писал В.И. Ленин, – есть защита рабочего класса от эксплуататоров, есть подавление сопротивления эксплуататоров»[28]. В ответ на крестьянское восстание 5 августа 1918 г., он писал руководителям Пензенского губкома РКП(б): «1) Повесить (непременно повесить, дабы народ видел) не меньше 100 заведомых кулаков, богатеев, кровопийцев. 2) Опубликовать их имена. 3) Отнять у них весь хлеб. 4) Назначить заложников… Сделать так, чтобы на сотни верст кругом народ видел, трепетал, знал, кричал: душат и задушат кровопийц кулаков»[29].

Другой пример. 19 августа 1918 г. Совет Комиссаров Коммун Северной области за подписью Председателя Совета Г. Зиновьева, Военного Комиссара Б. Позерна и Комиссара внутренних дел М. Урицкого, издал Декрет, вводивший немедленный расстрел за почти неограниченный перечень преступлений против революции: «за контрреволюционную агитацию, за призыв красноармейцам не подчиняться распоряжениям Советской власти, за тайную и явную поддержку того или иного иностранного правительства, за вербовку сил для чехо-словацких и англо-французских банд, за шпионство, за взяточничество, за спекуляцию, за грабежи и налеты, за погромы, за саботаж и т.п. преступления»[30]. Расстрелы дозволялось производить только по постановлению Чрезвычайной Комиссии. О каждом случае расстрела требовалось публиковать сообщение в печати.

Одним из ответов противников Октябрьской революции стало убийство 30 августа М.С. Урицкого. И сошлись в братоубийственной гражданской войне два встречных террора…

Следует отметить, что революционный террор направлялся не только против открытых классовых противников, но и против тех революционеров, которые своими действиями наносили вред делу революции. Так, 7 января 1919 г. В.И. Ленин телеграфировал в Петроград: «Члены ЧК детскосельской Афанасьев, Кормилицын и другие изобличены по словам Луначарского в пьянстве, насиловании женщин и ряде подобных преступлений; требую арестовать всех обвиняемых, не освобождать никого, прислать мне имена особых следователей, ибо если по такому делу виновные не будут раскрыты и расстреляны, то неслыханный позор падет на питерский совет комиссаров. Афанасьева арестовать»[31].

Всемирность характера революционного процесса

Творцы Октябрьского переворота грезили Мировой революцией. Хотя формально идея Мировой революции была оформлена конституционно только в 1922 году, когда в Декларации об образовании СССР создаваемое союзное Советское государство было названо «новым решительным шагом по пути объединения трудящихся всех стран в Мировую Социалистическую Советскую Республику»[32], всемирность революционного процесса, как и всемирный смысл РСФСР в первой советской конституции уже присутствовали.

Попытка революционной консолидации общества предполагала перевод традиционной вселенской отзывчивости русского человека в революционный пролетарский интернационализм, включавший политическое единение трудящихся масс разных народов. В Конституции РСФСР это воплощено в наделении политическими правами проживающих на её территории революционеров-иностранцев, в готовности считать их гражданами Советской России. В разделе 2 «Общие положения Конституции» была закреплена воистину революционная норма: «Исходя из солидарности всех наций РСФСР предоставляет все политические права российских   граждан   иностранцам, проживающим на  территории  Российской  Республики  для  трудовых занятий  и принадлежащим к рабочему классу или к не пользующемуся чужим трудом крестьянству,  и признает за местными Советами право предоставлять   таким  иностранцам,  без  всяких  затруднительных формальностей, право российского гражданства» (ст. 20 Конституции).

Таким образом, иностранным революционерам, да и просто иностранцам, проживающим на  территории  Российской  Республики  для  трудовых занятий  и принадлежащим к рабочему классу или к не пользующемуся чужим трудом крестьянству, политические права российских граждан предоставлялись вне зависимости от их гражданства. При их на то желании местные Советы получили право объявлять их российскими гражданами (Примечание 2 к ст.64 Конституции РСФСР).

В очередной раз убеждаемся, что нормы конституционного права во все времена оформляют конкретно-исторические условия политического бытия.

 

            Незаменимость для России православных духовно-нравственных ценностей

Революционным насилием «военного коммунизма» построить основы Нового справедливого общества не удалось. К концу гражданской войны стало очевидно, что большевикам для сохранения у власти необходимо расширять свою социальную опору. Ныне можно утверждать, что на революционные государства в полной мере распространяется общее правило, что государство образуется «не для временных целей, а во имя вечных начал, владычествующих в человеческой жизни, и подчиняющих её высшему нравственно-юридическому порядку»[33]. Февралисты и иные контрреволюционеры на фронтах были разбиты, но стали множиться восстания крестьян и даже заводских рабочих, продразверстка в долгосрочной перспективе себя не оправдывала, экономика находилась в параличе, мировая революция задержалась. Среди требований антибольшевистских восстаний были такие, как призыв вернуться от диктатуры большевиков к подлинной Советской власти, сочетать частную и государственную инициативу в области торговли и промышленности, ввести железные законы об охране труда, обеспечить проведение в жизнь гражданских свобод и т.п.[34]

Интуиция заставила В.И. Ленина отступить к модели «новой экономической политики», пусть он и писал при этом в частном письме соратнику, что было бы величайшей ошибкой думать, «что нэп положил конец террору. Мы ещё вернемся к террору и к террору экономическому»[35]. Тем более что и европейские соратники предупреждали: «Социалистический переворот предполагает продолжительную и упорную борьбу, причем пролетариат не раз будет отброшен назад, так что, с точки зрения конечного результата всей борьбы, он в первый раз по необходимости должен стать «слишком рано» у кормила правления»[36].

Стратегическая ошибка большевиков в их борьбе за справедливое счастливое будущее: нельзя жить прошлым, но и нельзя построить Новый мир без опоры на духовные ценности нации, в России – вне православной традиции. Можно выиграть гражданскую войну, но что дальше?В течение ХХ века советский социализм эволюционировал к традиционным ценностям, особенно после военных поражений 1941 года, но хрущёвская «оттепель» принесла не только реабилитации «врагов народа», но и возрождение богоборческого троцкизма, дополненного переходом к идеологии потребительского накопления. Без Бога – и к бездуховному стяжательству.

К сожалению, осталась без осмысления несколькими поколениями последователей К. Маркса его очень принципиальная мысль: «Коммунизм есть необходимая форма и энергетический принцип ближайшего будущего, но как таковой коммунизм не есть цель человеческого развития, форма человеческого общества»[37]. В чём же заключаются отличительные черты православных духовно-нравственных ценностей, которые легли в основу России как воплощения славяно-тюркского цивилизационного союза и стали отличительной особенностью русского образа жизни? Конечно, это уже Новый Завет, иначе бы славяне выбрали иудаизм. И хотя речь идёт о принятии обществом всей системы христианского мировоззрения, особо следует выделить нравственную сторону вероучения, воплощённую прежде всего в изречениях Иисуса Христа, собранных в Евангелии от Матфея. Это Заповеди блаженства, помещённые в начале Нагорной проповеди Иисуса (они имеются и в Евангелии от Луки, но рассеяны там по всему тексту).

Для людей разного этнического корня оказались близки и дороги девять заповедей блаженства, не отменяющие, а разъясняющие Закон Моисея, имеющие не запретительный характер, а указывающие тот душевный настрой, который приближает человека к Богу, ведёт его к духовному совершенству и Царству Небесному. Иисус заново истолковал Закон Моисея, наполнил его новым смыслом («не пришел Я, чтобы упразднить, но чтобы восполнить»). И славян, и тюрок, и многие другие племена объединили на Руси как объективная потребность соединить свои силы ради выживания, так и осознание сердцем того, что «Блаженны те, чьи сердца чисты, ибо увидят они Бога», «Блаженны милосердные, ибо будут они помилованы», «Блаженны миротворцы, ибо наречены они будут сынами Божьими», и «каким судом судите, таким и будете судимы, и какой мерой мерите, такой будет вам отмерено»[38]. Эти и все остальные заповеди Христовы были восприняты народами и легли в основу образа жизни формировавшейся русской нации, стали частью национального духа.

Играл большую роль в формировании цивилизационного союза и складывавшийся в тот же период великий и могучий русский язык, ставший средством межнационального общения, вобравший за века в себя языки многих племён.

Вопрос о необходимости внутреннего преображения России стоит ныне в центре внимания, является задачей русского общества и обязательством России перед окружающим нас миром. Ещё 25 лет назад Святейший патриарх Алексий II, призывая к восстановлению традиционных духовных ценностей, подчёркивал: «Под угрозой уничтожения находится наша традиционная культура, менталитет, образ жизни. Всё, что делало нас народом и народом великим, внесшим немалый вклад в сокровищницу общечеловеческой культуры. Мы, несомненно, являемся неотъемлемой частью Европы, но именно в качестве православных христиан. Разве вся европейская цивилизация не сложилась на основе христианских ценностей? Даже идеи прогресса и свободы не могут быть адекватно поняты вне контекста христианской культуры. Только обращение к подлинной основе бытия, к духовным основаниям нашей жизни может привести к настоящему возрождению страны и народа»[39].

Слова Святейшего патриарха относятся не только к России. Сегодняшняя Западная Европа погружается во тьму и не надо её в этом падении опережать. Как  в ещё начале XIX века писал Н.И. Надеждин: «Европейцы живут своею жизнью, которая уже успела состариться; мы должны жить своею, которая только что начинается»[40].

Наши цивилизационные недруги и ныне наступают по нескольким фронтам, прежде всего духовным. Они борются не только против России, но против всей Восточно-Христианской цивилизации. Активизировавшиеся в 2018 г. раскольнические действия Константинопольского патриархата стали составной частью попытки ликвидировать Восточно-Христианскую цивилизацию, вернуть через создание фантома «Второго Рима» времена Ферраро-Флорентийской унии, погубившей Православие в Константинополе в 1439 году. Подчёркиваю: речь идет не только об угрозе Российской Федерации. Россию как государство видят главным препятствием всемирному нигилизму и бездуховности, но уничтожить пытаются всю Восточно-Христианскую цивилизацию.

Прав И.А.Тарасевич в том, что не ислам или иные традиционные религии России, присутствовавшие века рядом с Православием, представляют собой угрозу Русскому мру, а западная идеология общества потребления, которая несет в себе угрозу всему современному обществу. А потому пора наделять некоторые религиозные объединения особым статусом традиционных[41].Не случайно видный подвижник Православия  Митрополит Черногорский и Приморский Амфилохий 15 мая 2018 года даже подчеркнул: «Нынешняя евро-американская цивилизация более антихристианская, чем большевизм»[42].

Конечно, гражданская война в России давно закончилась, но противостояние идеологий, скрывавшееся за военными буднями гражданской войны, не исчезло. Идущий от Февраля неолиберализм и сегодня противостоит русским моделям строительства Нового общества. Если советский социализм в силу своей секулярной бездуховности перспектив не имел, то соединение социальной справедливости с культурно-национальным консерватизмом, переход русского патриотического движения к синтезу национальной идеологии и социальной работы в интересах большинства населения – это стратегия возрождения исторической России. Не поймут этого неокоммунисты – останутся за бортом исторического процесса.  

Высокие цели российских революционеров, их благие намерения строить справедливое общество свободных людей при социально ориентированной экономике, и сегодня в центре политических противоборств. К оценке российской ситуации как начала, так и конца ХХ века вполне применимо утверждение А.А. Зиновьева о том, что паническое метание из состояния крайней веры в демагогические лозунги в состояние крайнего неверия в них заражает и высшие слои общества, порождая время от времени приступы массовой истерии[43].Этот социологический вывод пора дополнить другим, духовно-нравственным: «Мы должны научиться жить, мирно сочетая различные цивилизационные системы, различные системы ценностей – религиозные, мировоззренческие, культурные… Общий знаменатель, снимающий противоречия между монархистами и коммунистами, универсалистами и почвенниками, в кратком виде может быть сведён к формуле: национальная цивилизационная модель в социально ориентированном государстве»[44].

В оглавление ТРМ №18