ОРУЖИЕ МАССОВОГО ПОРАЖЕНИЯ XXI ВЕКА

Постмодернизм - оружие массового поражения*

 
Владимир Николаевич Турченко

д.филсовск.н., профессор кафедры социологии,
психологии и социальной педагогики Новосибирского
государственного архитектурно-строительного университета

        ...В 1960-х - 1970-х гг. термин «постмодернизм» применялся главным образом как название нового направления в архитектуре, аль­тернативного примитивно-функциональным бетонным коробкам, по­лучившим повсеместное распространение после второй мировой вой­ны. Затем он вошёл в культурологический дискурс, и с конца 1980-х годов стал активно использоваться в философии, экономике и социо­логии, с упором на то, что постмодернизм – эпоха не столько в разви­тии социальной реальности, сколько в сознании[1]. В последнее время доминирует тенденция предельно широкой трактовки постмодернизма как «всемирно-исторического понятия» (Г. Кюнг). Такой подход не лишён оснований. Словом «постмодерн» фиксируется специфика со­временной реальности, а под «постмодернизмом» понимается опреде­лённый способ её отражения в сознании и методах познания...

Постмодернизм, усиливая субъективизм феноменологии, пози­тивизма и модернизма, исключает не только традиционную философ­скую проблематику и понятийный аппарат, но также любые элементы объективности и научности... Для постмодернистов характерно сочетание претензий на некий «постнеклассический» научный статус с фактическим отрица­нием всех атрибутивных признаков науки. Абсолютизируя, с одной стороны, различия реальных объектов, а, с другой стороны, неполноту и относительность любых теорий, они делают вывод о принципиаль­ной неспособности последних предлагать адекватные интерпретации реальности. Известный французский философ и социолог Ж-Ф. Лиотар отвергает любые теоретические системы и признает лишь те разновидности нового знания, которые «очищают нашу чувствительность к различиям и усиливают нашу способность терпимо относиться к фрагментарному»[2]...

Реалистичная посылка модернизма о способности разума трансформировать объективную социальную действительность по­средством практической деятельности человека фактически отверга­ется постмодернизмом. Социальная реальность провозглашается та­ковой, какой её воспринимает каждый отдельный индивид. Вместе с тем, атрибутивный признак философии как особой формы обществен­ного сознания - принцип сомнения абсолютизируется и доводится до абсурда, ведущего к утрате уверенности человека в своем бытии, утра­ты веры не только в Бога, но также в прогресс, мораль и человека... «Прикладной» результат этой философской методологии можно видеть в известных публикациях Ф.Фукуямы о «конце ис­тории», а также Ж.Бодрийяра, Дж.Нэсбитта, П.Эбурдин и др., объя­вивших в начале 1990-х годов США моделью, в которой всё человече­ство может обрести своё счастливое будущее[3]. Несостоятельность «прозрений» такого рода сегодня очевидна. Вместо провозглашаемой модерном гуманистической цели Просвещения, - строить более счаст­ливое общество постмодернисты считают достаточным, чтобы каждый человек мог чувствовать себя счастливым, независимо от реальных общественных условий.

...Синерге­тика, как известно, рассматривает порядок и хаос как диалектические противоположности, которые при определённых условиях могут пере­ходить друг в друга. Постмодернисты, якобы, опираясь на эту идею, заявляют, что непрерывно нарастающая динамика современного мира означает его всеобщий хаос, исключающий всякий порядок и любые закономерности. «Событие опережает теорию» (Ж. Бодрийяр). По­стмодернистское знание, по мнению Ж-Ф. Лиотара, совершенствует нашу способность существовать в несоразмерности. Вместо философ­ской категории «космос», фиксирующей представление о мире как структурно-упорядоченной целостности, вводится понятие «хаосмос», и хаос объявляется неотъемлемой характеристикой человеческого ро­да. Из того факта, что социальные нормы создаются самими людьми, выводится отрицание общезначимых моральных и правовых норм. Исчезает «высокое-низкое» в культуре, ибо «поле и возможности игры значений раздвигаются до бесконечности» (Ж. Деррида). Понятия ис­тины и лжи, добра и зла, красоты и безобразия каждый может тракто­вать так, как ему выгодно или хочется. Именно в этом, якобы, выража­ется свобода личности.

Крайний мировоззренческий субъективизм постмодернизма вы­ражается и в программах так называемой деконструкции (перекодиро­вания) культуры, требующей нового языка как, якобы, определяющего трансформации социального мира. Причём, имеется ввиду «не переход от одного понятия к другому, а переворачивание их концептуального порядка» (Ж. Деррида). Потому постмодернисты, отбрасывая тради­ционные философские понятия как «устаревшие», состязаются в при­думывании новых терминов, за которыми, как правило, кроется старое, но обеднённое, или не имеющее смысла содержание...

Другим примером бессодержательного словотворчества может служить термин «нарратив», обозначающий процесс самоосуществле­ния повествовательного способа бытия текста, «вне какой-либо функ­ции, кроме символической деятельности как таковой» (Р. Барт). Со­гласно такого подхода, история - не объективный процесс, а процесс, возникающий лишь в результате рассказа о событиях, содержание ко­торого полностью зависит от интерпретаторов. Объективные социаль­ные реалии, как христианство, эксплуатация, капитализм, социализм, «освобождение человека» Ж-Ф. Лиотар объявляет «метанарративами», то есть, всего лишь рассказами (текстами) самого общего характера...

События, согласно Ж. Бодрийяру, осуществляются в форме так называемых симукляров, которые принципиально несовместимы с реальностью и возникают лишь в процессе коммуникации между адре­сатом и адресантом. Причём, грань между реальностью и симукляром, оказывается, исчезает, реальное заменяется знаками реального, порож­дая так называемую «гиперреальность». Поразительнее всего, что социо-гуманитарное научное сообщество не только проглатывает с ум­ным видом такие словоплетения, но кое-кто даже видит в них прояв­ления гениальности... Аналогом подобного «творчества» в живописи может служить «чёрный квадрат», а в музыке «концерт» пианиста, который, не коснувшись клавишей, посидел чуть больше 4 минут пе­ред роялем и ушёл со сцены под аплодисменты, слушателей, по-видимому, не читавших сказку Андерсена о голом короле...

Задача любого научного исследования - выявить простоту сложного. Однако сегодня философствующие гуманитарии, наоборот, как будто состязаются, чтобы простые вещи представить как можно сложнее, поражая произвольными трактовками ключевых понятий и запутанной фразеологией. Постмодернистские исследования приобре­тают характер «вихревых потоков», то есть обсуждений частных или пустых вопросов внутри очень узкого круга специалистов, «вгоняющих друг друга в тоску и скуку, и пишущих ужасные обзоры в фило­софских журналах»[4]...

Главная причина популярности постмодернизма в том, что он возник и вырос как гуманистическая реакция на технократизм модерна и как демократический протест против монополизации знания власть имущими, и превращение его в орудие массового оглупления и подавлении... Поскольку жизнь теперь строится на массовом производстве и потреблении.., личность, как считают видные постмодернисты, теряет своё значение. Самое же страшное, считает М. Фуко, что нравственно не­зрелый человек получил в свои руки столь могущественные средства, что их применение угрожает жизни на Земле, а сам он перестаёт быть господином созданной им цивилизации. И с этими утверждениями невозможно не соглашаться.

Парадокс в том, что постмодернисты, начав с сокрушительной гуманистической критики культа наживы, потребительства, ханжества и лицемерия буржуазного общества, приходят к отрицанию гуманиз­ма. «Антропология как аналитика человека, – пишет М. Фуко, – несо­мненно, сыграла важнейшую роль для современного мышления», но ныне уже исчерпала себя, погрузившись в настолько глубокий сон, «что он парадоксально кажется ей бодрствованием, ... она уже близка к тому, чтобы распасться на наших глазах» и превратилась в «посто­янное препятствие, которое упорно противится всякой будущей мыс­ли. .,. В наши дни мыслить можно лишь в пустом пространстве, где уже нет человека. Пустота эта не означает нехватки и не требует за­полнить пробел. Это есть лишь развёртывание пространства, где нако­нец-то можно снова начать мыслить»...

На первый взгляд, постмодернизм – увлечение узкого круга фи­лософствующих интеллектуалов, своеобразная «игра в бисер», помо­гающая по-новому видеть и понимать мир. Но это не только филосо­фия, а прежде всего, специфическое мировоззрение, психология и стиль поведения. Постмодерн – особое состояние сознания, позво­ляющее человеку уходить из реального мира в мир иллюзий, видеть себя, других людей и все вещи такими, какими хочется, а не такими, какие есть на самом деле, но не только. Такое сознание присуще уже не отдельным чудакам, а массам людей как modus vivendi – опреде­лённый образ жизни, приобщение к которому происходит чаще всего не через чтение тяжеловесных философских трактатов. Самый доступ­ный путь к нему – через определённые типы музыки, танцев, киноис­кусства, поэзии, литературы, живописи и т.п., характеризующиеся максимально упрощёнными формами, эпатажем, нацеленностью на подсознание, низменные животные инстинкты. Постижение такого рода творений, в отличие от высокого искусства, не требует напря­жённого труда души. Их можно воспринимать, расслабившись даже в пьяном, одурманенном состоянии. Научно доказано, что постмодерни­стские ритмы, к тому же сопровождаемые запредельными децибелами шумов, разрушают психическое и физическое здоровье людей. При­чём, они «привязывают» к себе людей, вызывая своего рода наркоти­ческую зависимость, подавляя потребность приобщения к подлинным достижениям культуры. Исследованию этого явления посвящено уже немало исследований, результаты которых, к сожалению, для боль­шинства остаются неизвестными...

Общезначимые нравственные и эстетические ценности, понятия чести, совести, справедливости, долга, Родины, свободы и ответствен­ности, патриотизма и национального самосознания и т.п. постмодер­нисты превращают в «симукляры», которые каждый свободен толко­вать и использовать так, как ему выгодно, даже торговать ими. Напри­мер, за плевок в лицо или за интимные отношения своей жены с дру­гим мужчиной требовать компенсации «морального ущерба» опреде­ленной суммой денег. Потребление духовных наркотиков вызывает потребность во всё более сильных обычных наркотиках – от табака, пива, крепкого алкоголя до гашиша и героина, а также во все более извращённых формах интимных отношений. Все эти пороки как всё шире распространяются, в первую очередь, в наиболее экономически благополучных странах. В США, например, приверженцы «нетради­ционного секса» – от педерастов до скотоложцев проводят миллион­ные демонстрации с участием многих официальных государственных и общественных деятелей. И всё это делается во имя неограниченной «свободы личности» в её постмодернистком толковании. В итоге, о чём всё чаще с тревогой пишут западные исследователи, нарастает необратимый процесс разрушения физических, психических, интел­лектуальных и духовных жизненных сил нации.

Естественен вопрос: Cui prodest? - кому выгодно? Ответ, думается, напрашива­ется сам собой: тем, кто, владея капиталами и политической властью, всемерно культивирует постмодерн как средство подавления самосознания и волю народных масс, позволяющее манипулировать людьми, используя их...  по мере своих потребностей...

В настоящее время в полузакрытой футурологической и поли­тологической литературе стали модны разговоры о «золотом миллиар­де будущего». Однако простые расчеты показывают, что они – боль­шой блеф для «общественного мнения» Запада. Даже существующий сегодня уровень сверхпотребления в наиболее «благополучных» стра­нах возможно сохранить, в не столь отдалённой перспективе, максимум для двадцати-тридцати миллионов элиты, при 300-500 миллионах их обслужи­вающих бесправных рабов.

После разгрома Советского Союза в Третьей (холодной) миро­вой войне в стратегии Запада особо важная роль отводится «зачистке» территории России от «лишнего» населения. Так, согласно публичным заявлениям бывших английских премьер-министров Мэйджора и Блэ­ра, в России следует оставить 50 млн. человек для обслуживания нужд Запада, а их предшественница Тэтчер считает, что вполне достаточно и 15 миллионов. Эта программа реализуется полным ходом. Если за 15 лет с 1976 по 1991 годы население России увеличилось на 14 млн., то за 15 лет «рыночных реформ» и реставрации капитализма оно к 2005 году сократилось более, чем на 5 млн. человек, а если не учитывать положительное сальдо миграции, главным образом, из бывших совет­ских республик, то убыль населения составила более 11 млн. человек, то есть, наши людские потери в Четвертой мировой войне больше, чем на полях сражений Великой Отечественной войны. Эти цифры – ответ некоторым нашим учёным, сетующим по поводу «чрезвычайно низкой значимости человеческой жизни» в Советском Союзе[5].

Причем, убыль населения происходит, главным образом, за счет русского народа*. Если сложившиеся тенденции сохранятся, то уже к 2025 году титульная нация государства, сократившись вдвое, может ока­заться в меньшинстве, а к 2095 году составит лишь 4.700 тыс. человек. Приходится осознавать трагичный фундаментальный факт: титуль­ная нация России, уже составляющая менее 80% населения, дегра­дирует и физически исчезает. Видимо, не случайно Бжезинский одну из своих книг назвал «Мир без русских». В реализации этих русофобских планов как одному из главных факторов отводится всемерному насаждению в нашей стране постмодернизма, в том числе через обще­ственные науки и преподавание их в учебных заведениях.

 

II

Постмодернизм в современном социально-гуманитарном знании – особая и очень обширная тема. В данной статье представляется воз­можным и необходимым подробнее рассмотреть вопрос о роли по­стмодернизма в современной социологии. Представляется, что такой подход позволит глубже понять объективную значимость этого на­правления мысли в других социально-гуманитарных дисциплинах и в самой общественной жизни. Еще в середине 1960-х гг. П.А.Сорокин писал о глубоком кризисе социологической науки, суть которого он усматривал в скрупулезном изучение всё более мелких деталей без понимания сути и смысла наблюдаемых явлений. Претендующие на интегративную роль новые теории, питают «скорее, псевдонаучное невежество, чем научную истину»; и социология, пока зависит от тео­рий подобного рода, остается полунаукой[6]. Его надеж­ды, что она должна прийти, в конечном счете, в фазу синтезирующей, обобщающей и интегрирующей социологии, к сожалению, пока не оправдались. В XXI веке кризис обострился настолько, что сомнения в праве социологии называться наукой не выражают, пожалуй, лишь не желающие знать истину. Он проявляется, во-первых, в увеличиваю­щемся разрыве между стремительно растущими объёмами эмпириче­ской информации и темпами ее теоретического осмысливания. Во-вторых, в неоправданном крене в сторону изучения общественного мнения без анализа причин его состояния и неожиданно быстрых ра­дикальных изменений. В-третьих, социология все больше превращает­ся в сервисную дисциплину, зависимую от заказчиков, преследующих частные экономические и политические цели. В-четвертых, использо­вание статистико-математического аппарата и скрупулезных вычисле­ний для анализа весьма неопределённых и условных эмпирических данных (вроде мнений респондентов о своей принадлежности к так называемому «среднему классу») чаще всего создает лишь видимость научной обоснованности выводов. Осмысливание результатов компь­ютерной обработки эмпирической информации обычно сводится к тривиальностям, подгонке эмпирических фактов под произвольные «теоретические» схемы и к терминологическим дискуссиям, мало от­личающимся от споров средневековых схоластов. В-пятых, и самое главное, вместо выявления глубинных причин острейших социальных проблем современности, исследователи педантично фиксируют следст­вия. Вместо выявления сущности и смысла происходящих знаковых событии – предпочитают скользить по поверхности наблюдаемых явлений, путем скучного описания никого не интересующих деталей...

Российская социология сегодня испытывает особо острые фор­мы кризиса. Её ведущие представители признают, что идём «в хвосте» западных коллег, не занимая самостоятельной позиции в науке. Одни видят проблему в отставании отечественной социологии от постмодернистской западной... Другие считают, что необходимо искать принци­пиально новые пути, отвечающие нашим национальным интересам. Ситуация осложняется тем, что представители первого направления, вместо серьёзных научных дискуссий, обвиняют инакомыслящих кол­лег в консерватизме, национализме и даже «русском фашизме»[7]. Получая обильные подпитки из зарубежных фондов (Сороса, Карнеги и др.), они требуют полного разрыва с «тоталитарным прошлым» не только советского периода, но всем, якобы, рабским на­ционально-культурным русским наследием, вплоть до «коренной сме­ны самой человеческой породы», ради утверждения личности, соот­ветствующей понятию «европо-американской» (или даже некой «иудо­христианской») цивилизации[8]. К сожалению, именно «за­падники» как в нашей стране, так и за рубежом пользуются поддерж­кой высших чиновников во властных и научных управленческих ин­станциях. В результате социология и соответствующее профессио­нальное образование способствуют не столько постижению социальной реальности, сколько умножению и изучению виртуального (вооб­ражаемого) мира, а также обработке сознания людей в духе требова­ний существующей социальной организации и приспособления к ней[9].

Слабость второго направления российской социологии в том, что большинство его представителей, вполне обоснованно критикуя бесчисленные профанации диалектико-материалистической методоло­гии и теории исторического материализма, «выплёскивают с грязной водой и здорового ребёнка». Понимая бесперспективность следования в фарватере западных коллег, они не видят надёжной теоретической альтернативы, а потому нередко пытаются опираться на религиозно философские искания русских мыслителей конца ХIХ-начала XX вв., которые, при всей их духовно-нравственной ценности, не могут вы­полнять функции методологии современных научных исследований. Потому оба направления российской социологии, так или иначе, не­разборчиво пережёвывают «новые» постмодернисткие теории, и без какой-либо их научной критики распространяют в системе образова­ния…

Именно субъективистская методология постмодернизма господ­ствует в работах российских социологов... Не случайно появились понятия: «продаваемость» или «карьерная эффективность» научного «товара». Влияние социологов наиболее заметно в связи с мониторингами рейтингов политических деятелей и партий в периоды предвыборных кампаний. Однако результаты ис­пользуются, в основном, властными структурами в целях манипуляции общественным мнением. Не случайно, все группы населения относят социологию, как и социальные науки в целом, к наименее полезным, или даже считают, что они приносят «ущерба больше, чем пользы»[10]. Социологическая наука, констатируют С.И.Григорьев и А.И.Субетго, уравняв истину с получением пользы, и приспособив­шись к заказу господствующих классов, к исходу XX века оказалась неспособной решать стратегические задачи развития общества и жиз­ненных сил человека[11]...

...Одна из причин кризиса социологии в том, что её ведущие представители всё более обособляются от фило­софии, политэкономии, истории, педагогики и других дисциплин. Хотя наиболее существенные результаты, как известно, чаще всего появляются на стыках науках. Не случайно, сегодня ведущая в миро­вой науке тенденция интеграции, преодоления междисциплинарных барьеров. В социологии же, кстати, как и в экономике и педагогике, имеет место противоположная тенденция, причём, сопровождаемая противоестественным внутренним размежеванием, обусловившем дальнейшее измельчание результатов.

 

III

…Советское социально-гуманитарное сообщество, и в первую очередь, социологи допустили трагическую ошибку, во время не рас­познав сущность постмодернизма. Его внедрение в нашу и другие страны социалистического блока являлось важнейшей задачей запад­ных спецслужб. Идеи и ценности постмодерна открыто и исподволь, очень методично распространялись среди нашего народа самыми раз­личными путями, используя существенно расширившиеся в 1960-1980 гг. международные научные и культурные контакты, туристические поездки и т.п. Особое значение придавалось пропаганде и популяриза­ции определённых музыкальных и литературных произведений, тан­цев, мод, пищевых продуктов типа кока-колы, баночного пива, жева­тельной резинки и вещей вроде джинсов, которые у нас не производи­лись. Следует признать, что ни я, ни мои коллеги и знакомые не виде­ли в этом особой опасности... Идеологическая борьба велась с нашей стороны не всегда достаточно умело, и, в основном, лишь против от­кровенного антисоветизма и антикоммунизма. И только теперь начи­наем понимать, что против нас было применено новое оружие массо­вого поражения, постепенно, но радикально изменяющее сознание населения в направлении, нужном для нападающей стороны. Именно постмодернизм в многообразии форм своего проявления парализовал разум и волю не только партийно-государственной и интеллектуаль­ной верхушки, но большинства советских граждан.

Логика постмодернизма, не зависимо от намерений его создате­лей, оправдывает любые формы агрессии, насилия и угнетения. Её восприятие на сознательном и подсознательном уровнях сыграло не последнюю роль в разгроме нашей Великой Державы в Третьей (хо­лодной) мировой войне, и сегодня является одним из главных средств, обеспечивающих молчаливое согласие населения с фантастическим обогащением кучки «олигархов» за счёт обнищания большинства и продолжающегося разворовывания громадных, но стремительно исчерпывающихся природных богатств. Дурман постмодерна сегодня каждодневно и ежечасно отравляет сознание нашего народа посредст­вом российского телевидения, основной массы прессы и глянцевых журналов, насаждается в театрах и на эстраде. Многие учёные, деятели искусства, политики и просто неравнодушные к судьбам отечества люди протестуют против отдельных проявлений этого дурмана. Свя­той долг социологов, философов и всех гуманитариев довести до по­нимания всех наших людей ту смертельную угрозу, которую несёт в себе постмодернизм как системное оружие массового поражения.

Западные стратеги не учитывают, что массовое использова­ния этого оружия подобно ядерному, поражает и применяющего его агрессора. Внедрив в сознание людей беспредел воинствующего инди­видуализма, постмодернизм уже поставил белую расу в «благополуч­ных» странах перед катастрофой, уже тем, что в сознании взрослого населения девальвировал ценность детей. Шведско-немецкий учёный Гуннар Гейсон показывает, что вырождение народа наступает, когда в обществе на 100 мужчин в возрасте от 41 до 44 лет приходится не ме­нее 80 мальчиков от 1 дня до 4 лет. В Германии, например, это соот­ношение (не самое худшее в Европе) 50 на 100. Между тем, это соот­ношение в явно неблагополучных: Афганистане 403 на 100, Сомали 364 на 100, а в секторе Газа Палестины 464 на 100. Один из умеренных деятелей ХАМАС выразил уверенность, что они к середине этого века поставят Европу на колени. «Ибо они обладают такими «видами ору­жия», как плодоносная матка арабской женщины, ядерный «пояс шахида» и готовность мусульман умирать во имя своих идеалов (а евро­пейцы умирать не любят)»[12]. В США бьют тревогу по поводу вы­рождения белой расы многие известные политические деятели. В ча­стности, кандидат от Республиканской партии на выборах 1992 и 1996 годов П.Дж, Бьюкенен назвал свою нашумевшую книгу как «Смерть Запа­да»[13].

Однако такого рода проблемы не волнуют одержимых идеями постмодернизма людей, которые сегодня находятся у руля государст­венной машины США и тех, кто реально управляет страной, или реальных властителей. Перед перспективой ускоренного исчерпания природных ресурсов планеты они обращают вожделенные взоры на Россию, стремясь за счет её беспредельного грабежа укрепить свои зашатавшиеся позиции внутри своих стран и на мировой арене. «Рос­сия будет расчленена и будет находиться под опекой Держав Атланти­ческого блока», – заявляет небезызвестный Бжезинский. Основным препятствием на пути к достижению этой цели западные стратеги счи­тают русский народ и православие. Однако к концу текущего столетия русский народ может не только утратить статус Великого, но и стать национальным меньшинством в своей стране, сократившись до 4-5 миллионов прокурившихся, спившихся, больных людей. В таком слу­чае участь и всех других коренных народов России окажется весьма жалкой.

Для предотвращения реализации столь мрачной перспективы необходимо ясно осознать: сегодня русский народ и его Родина в опасности гораздо более грозной, чем в самые тяжёлые периоды Великой Отечественной войны. Геноцид нации, раздел территории Великой Державы, беспредельное разворовывание наших богатств, даже самой нашей Матушки-Земли совершается под наркозом постмо­дернизма и благодушно-успокоительных речей её государственных лидеров, под аккомпанемент истошно-радостного визга толпы, при­ветствующей эстрадных «звёзд», и торжествующего её рёва по поводу побед спортивных кумиров, покупаемых и продаваемых на мировом рынке, наряду со скаковыми лошадьми и племенным скотом. Проза­падная российская «элита», захватившая финансы и основные матери­ально-технические средства производства и распространения знания, вместо того, чтобы бить в набат и искать пути предотвращения окон­чательной гибели государства российского, травит наш народ ядом постмодернизма, злорадствует по поводу грозящей катастрофы, и го­товит себе «запасные аэродромы» подальше от нашей земли. Некото­рые из них объявили русский народ уже реально не существующим.

Родина-Мать в опасности! Потому каждый ее сын, каждая дочь обязаны стать героями борьбы за её спасение. В первую очередь, нашему народу нужно очнуться, освободиться от постмодернистского наваждения. Святой долг учёных, работников образования и искусства сделать всё, чтобы помочь ему сделать это как можно скорее. Пока еще не поздно.

 

 

 

В оглавление ТРМ №14

---